толпа. Распробовали! Я пожал плечами и вернулся домой, нисколько не жалея об упущенной возможности.

Да, я был готов отстоять очередь за свежими овощами: капустой или морковью, которые, как мы знали по прошлогоднему опыту привозили в городок только раз в год. Но стоять в очереди за пойлом сомнительного происхождения, пусть даже по бросовой цене — слуга покорный.

А между тем, народ разошелся: лимоновкой затоваривались всерьез, надолго, как будто предстояли годы неурожая. Я обратил внимание как кто-то, не имея свободной посуды требовал налить ему ароматного зелья в обычный чайник.

Осеннее солнышко еще не успело склониться к закату, а цистерна уже опустела, ее подцепил стоявший в тени грузовичок и увез восвояси.

Не знаю, как выглядел в понедельник на построении летный состав, а на технический было больно смотреть.

Больше в городок лимоновку не привозили.

"Извините, не заметил"

Заканчивался первый год моей службы в армии. Нам уже успели присвоить очередные воинские звания — старших лейтенантов. Я считал, что вполне освоился в здешних условиях, и больше никаких непредвиденных обстоятельств ожидать не стоит.

Стоял чудесный теплый денек, какие бывают здесь в самом начале осени, когда жара уже не донимает с самого утра, а стоит ровная погожая пора, которая может продолжаться здесь еще долго, пока не закончится резкой сменой погоды, после чего почти сразу наступит зима.

Мы шли вдвоем с Толей Кубаревым, таким же, как и я «двухгодичником», по единственной центральной улочке военного городка, идущей от Дома офицеров до остановки автобусов.

Я отправлялся на службу — через пару часов нашей второй эскадрилье предстояли полеты, а Толик, как техник по радиооборудованию, не входивший в состав наземных экипажей, был в этот день свободен.

Толик, красивый, высокий парень, обладал легким характером и мог быть приятным собеседником. Вот и сейчас он что-то оживленно мне рассказывал, а я посмеивался его сообщению.

Мимо нас прошло два или три офицера. Я мельком взглянул на их погоны. Ага — у всех по одной звезде, значит, можно не козырять. Я уже привык к неписаному правилу, царившему в нашем городке: отдавать честь требовали только штабные и то только в должности подполковника, но таких в дивизии было мало, а полковник был только один — командир дивизии, «джигит», как его за глаза называли, имея в виду кавказское происхождение, так что я, кажется, ничего не нарушил.

Однако один из офицеров был со мной не согласен:

— Товарищ офицер, — услышал я голос, — вы почему не отдаете честь старшему по званию?

Я посмотрел по сторонам, но никого кроме нас с Толиком, к кому могло относиться это замечание, поблизости не было. Толик был в штатском, а на мне был синий комбинезон и воинская фуражка — значит это ко мне. Я повернулся, отдал честь и произнес:

— Извините, товарищ майор, не заметил.

— Что?! Какой майор? И вообще, кто вы такой?

И тут я с ужасом увидел, что звезда у недовольного «майора» была действительно одна — но большая! И погон был без просветов — генеральский.

Вот так влип. И тут я вспомнил, что нашему комдиву совсем недавно присвоили генеральское звание.

Я решил быть честным:

— Старший лейтенант второго полка Кумохин. Следую на аэродром для проведения полетов, — и добавил, — да «двухгодичник» я, товарищ генерал.

— А, двухгодичник, так бы и сказал, — произнес комдив уже смягчаясь,

— идите!

Я неловко повернулся.

— Стойте, через какое плечо вы поворачиваетесь?

Я возвратился в исходное положение. Приложил руку к фуражке.

— Ладно, идите!

Во время всей этой сцены Толик молча стоял в сторонке, а затем тихонько юркнул в соседнее здание — офицерское общежитие.

Я же, ни с кем больше не встречаясь и не разговаривая, дошел до остановки, молча сел в автобус, который тотчас же тронулся, и минут через двадцать прибыл к нашей эскадрилье, где уже стояли офицеры, готовясь к построению.

Меня встретили как какую-то кинозвезду.

— Ну, Кумохин — хлопнул меня по плечу мой старший техник Тимоха, — расскажи, как ты генерала майором обозвал?

Просто ума не приложу, как они обо всем узнали? И, главное, так быстро.

Чубчик

Ну, а в последний раз стать предметом внимания всей эскадрильи мне довелось уже в последнюю весну моей службы в авиации.

Весна в том году в казахской степи выдалась поздняя и холодная. Хмурые тучи заходили то с одной, то с другой стороны, и без устали утюжили стылую землю косыми дождями.

Зато отзываясь на это своеобразное приветствие, буйно разрослись всевозможные травы, которые в обычную пору должны были уже пасть под испепеляющими лучами солнца.

Такая погода отнюдь не придавала мне бодрости, потому, что я в очередной раз остался в одиночестве: Иринка, как и большинство жен моих товарищей — двухгодичников — уехала в Москву устраиваться на работу по специальности, чего она, естественно, не могла сделать здесь, в крохотном городке в далекой степи.

Столица встретила ее необычным теплом. Она писала, что в конце апреля расцветают вишни у нас под окнами двухкомнатной квартирки на первом этаже «хрущевской» пятиэтажки.

Я решил не сдаваться подступающей хандре и для начала привести в порядок свою буйную шевелюру, которая успела значительно отрасти со времени отъезда жены. Дело в том, что уход за моими волосами добровольно на себя взяла моя женушка, и тогда, в армии, и после возвращения из нее.

В то время даже профессиональные парикмахеры предпочитали пользоваться нехитрым приспособлением в виде расчески, состоящей из двух половинок, между которыми зажималось лезвие безопасной бритвы.

Я решил, что смогу без труда срезать часть волос за ушами и на затылке, где они особенно разрослись эдакими легкомысленными завитушками.

Недолго думая, я смочил волосы, обмотал шею простынкой, как это обычно делала Иринка, и, стоя перед единственным зеркалом в шкафу, провел расческой по левой половине волос, потом по правой. Повторив процедуру, начал сравнивать результат. Мне показалось, что слева волос оказалось больше, чем справа. Я подрезал слева. Теперь выходило, что нужно подкорректировать с правой стороны.

Задним числом я понимаю, что происходящее сильно напоминало известную сказку о хитрой лисице и двух глупых медвежатах, которым она взялась разделить поровну на двоих одну головку сыра. Только в моем случае я был и лисицей, и глупыми медвежатами, и, заодно, самой головкой сыра.

Думаю, прошло уже часа полтора, когда ко мне в дверь позвонил мой тезка, с которым мы ехали в эти казахстанские дали уже почти два года назад.

Тезка, как и я, отправил жену с маленькой дочкой