будет, когда Света вернется. Вечером снова будет драма, слезы, сопли, и потому сейчас нужно радоваться жизни и абстрагироваться, чтобы потом были хоть какие-то силы помогать Свете переживать ее горе.

Но мысли о предстоящем не покидали меня. В голове уже рисовались картины, как кричит Света, как бьет посуду и старается схватить меня и прижать к себе. Как я стараюсь не подавать виду, что мне противны ее прикосновения.

Миша увидел, что я утонула в своих мыслях. Он помыл лапы Пепеге, сделал мне кофе, подкурил сигарету и спросил:

– Ты ее знала?

– Нет. Только переписывались. Она была счастлива, что смогла назвать Свету мамой. Я думала, они начнут жить вместе.

– У Светы рак, как бы они сейчас начали? – назидательно спросил Миша.

Его логические размышления меня раздражали. Я и без него знала, что никак. Но все равно продолжила:

– Ну, Лиза же писала, что сейчас будет последняя химиотерапия, рака больше нет. За Светой нужен уход буквально последние месяцы. Пока нервная система после полиневрита восстанавливается. И Лена могла бы о ней позаботиться.

– Лене самой нужна забота. Ты здоровая, но уже не вывозишь Свету. А как ей?

– Я не знаю. Я просто устала. Еще эта терапия от ВИЧ. Это все так не вовремя! Постоянный мрак. И как будто ни одного просвета. Я не понимаю, как это возможно.

– Ты сама говорила, что радостей и бед не может выпадать всем поровну.

– Я понимаю, но про такое я никогда не слышала. Сплошные смерти, сплошные болезни.

Я понимала, что Миша пытается меня поддержать и понять, как мне можно помочь. Но он не мог помочь. Разве что дать сил справляться с этим всем дальше.

– Но все же налаживается? Света выздоровела.

– Миш, мне буквально только что сообщили о новой смерти.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы это все закончилось, – повторила я в миллионный раз.

Я знала каждую ноту, с которой я произносила эту фразу. Мой речевой аппарат выдавал ее уже автоматически настолько, что я могла отследить процесс произношения этой фразы. Начиная со звука «ш» в слове «чтобы» и заканчивая резким звуком «к», после которого остальные звуки вылетали на выдохе быстро и легко.

– Ну, этого я не могу. Может, хочешь цветов? Пирожных? – пытался поднять мне настроение Миша.

– Хочу. Но не сейчас. Просто останься со мной, – попросила я.

– Мне через час в институт.

Миша еще немного посидел со мной. После занятий ему нужно было ехать домой, чтобы готовиться к экзаменам. Да и я не хотела, чтобы он присутствовал, когда Света вернется. Мне было страшно, что такого он не выдержит и мы расстанемся.

Мы просидели весь этот час в обнимку, и тревожность будто растворялась. Я хотела уснуть у него в руках и не просыпаться. А когда Мише все же пришлось уйти, я кинулась к окну провожать его взглядом во дворе. Миша быстро появился под окнами, оглянулся, увидел меня и послал воздушный поцелуй. Я показала руками сердечко. Он улыбнулся и скрылся в арке, ведущей на улицу.

Света вернулась домой поздно. На удивление, она была спокойна. Зашла, улыбнулась, поздоровалась, поставила сумку и сразу прошла на кухню. Я не понимала, хороший это знак или плохой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Плохо.

Света рассмеялась, и мне стало жутко. Немного помолчав, я сказала единственную фразу, которая пришла в голову:

– Ты ни в чем не виновата.

– Да ладно тебе. Я понимала, что этим может закончиться в любой момент.

Я промолчала. Света налила себе чай и продолжила:

– Видимо, мне не суждено, чтобы у меня была семья. Видимо, каждый ребенок, которого я назову своим, даже если я его не рожала, должен умереть.

Мне стало плохо.

– Света, не неси чушь! – почти закричала я. – Авария, которая случилась, может случиться с каждым, и ты никем не проклята. А Лена умерла, потому что была наркоманкой. Мне очень жаль. Но ты сильная, умная и добрая женщина. Ты сможешь усыновить и полюбить столько детей, сколько захочешь, и все они будут живы. Ты будешь замечательной матерью. Ты сама мне рассказывала, как сильно тебя любят дети в больнице и как ты обожаешь младенцев.

Света кинулась меня обнимать. Я стерпела.

– Ты правда так думаешь? – всхлипывала она в мое плечо.

– Конечно. Все будет хорошо. Я знаю, что тебя уже тошнит от этой фразы, но это правда!

Света обнимала меня все сильнее, хватая руками и натягивая вверх мою футболку на спине:

– Таня, какое счастье, что ты у меня есть. Если бы не ты, меня бы давно уже не было. Прости меня. Прости, что тебе приходится все это выслушивать и терпеть. Лена не смогла простить себя из-за того, что случилось со мной. Я не смогла ей объяснить, что она не виновата. Это и моя вина.

– В этом нет твоей вины, слышишь? Никакой. Вообще.

Вокруг нас прыгал Пепега, который не понимал, что происходит, и всеми силами пытался обратить на себя наше внимание.

– Смотри, какая у тебя собака, – сказала я. – Обними его.

Света переключилась с меня на собаку. Я одернула футболку. Света села на диван, и Пепега забрался ей на колени. Света гладила его и говорила:

– Я не верю, что он настоящий. Ты посмотри на него. Он такой хороший. Это же мой песик, да? Хороший, самый сладкий Пепежонок, – умилялась она.

– Конечно, это твой пес, – ответила я. – И Зигги твоя кошка. У тебя уже есть семья. И дети будут обязательно.

Мы просидели так до глубокой ночи. Света то рыдала, то вдруг успокаивалась, гладила собаку, и мы с ней играли в карты. Ближе к утру она уснула прямо на диване в обнимку с собакой.

Я ушла к себе в комнату, легла на кровать и долго прислушивалась. Я боялась, что сейчас у Светы снова начнутся кошмары и мне нужно будет идти ее успокаивать. Но никаких звуков из кухни не доносилось. Я хотела уже засыпать – завтра мне предстояло выступать на очередном микрофоне в баре. Точнее, уже сегодня – было уже почти утро, и на улице светало. Я взяла телефон, чтобы поставить будильник, и увидела сообщение от Лизы:

«Таня, простите, я не могу поверить. Это все какой-то бред. Я сейчас смотрю на снимки. У Светы вторичные очаги в мозге. Я перепроверила. Все именно так».

Сон как рукой сняло.

«Что значит вторичные очаги?»

«Вторичные очаги раковой опухоли. Метастазы».

Еще немного потерпеть

Мы просидели на кухне со Светой весь день. Говорили о метастазах и необходимости нового курса химиотерапии. Света плакала и убеждала меня, что я должна ее бросить. Я говорила, что не могу так поступить. Глеб Коганович и Лиза тоже постоянно писали мне однотипные сообщения. «Таня, уходите. Зачем вам это? Раковых больных бросают все. Не нужно ни о ком заботиться. Живите своей жизнью и забудьте».

Я была в шоке от таких