плохо и разум затуманивался окончательно. Я старалась вернуть ее в реальность. Чаще других Света видела фигуру отца, который молча стоял в углу и пугал ее.

– Наверное. Я их не вижу, – почесал подбородок Федя.

Этот ответ был настолько неожиданным и нелепым в данной ситуации, что я в голос расхохоталась. Мой смех звучал злобно и почти басом.

– Ха-ха. Ну ты сука какая. Ладно, смешно.

– Мы точно ничего не можем сделать? – на всякий случай уточнил Федя.

– Ты умеешь лечить рак? – с наигранной надеждой воодушевилась я.

– Нет.

– Видимо, больше ничего.

Света снова пришла в себя, что-то посмотрела в телефоне и снова откинулась на подушки. Ее дыхания было не слышно. Мы кинули взгляд на Свету, а потом снова отвернулись и продолжили играть в карты. Федя выигрывал.

– Поставишь косарь на то, умрет ли она сегодня? – внезапно выпалила я.

Федя вздернул брови, его лицо исказилось гримасой крайнего изумления. Он наклонился и надул щеки, стараясь сдержать смех. Затем набрал кучу воздуха в легкие и шумно выдохнул, покачивая головой.

– Может быть, – подуспокоившись, загадочно ответил Федя.

Наши шутки были очень злые. Но это было не злорадство, а истерика. Наша подруга умирала на диване, а мы играли в карты и больше ничего не могли сделать. Изредка я подходила к Свете и засовывала ей в подмышку градусник, проверить, не поднимается ли температура. Градусник показывал стабильные тридцать шесть и шесть. Но сама Света была вся горячая, на ее лбу проступили капли пота, а коротенькая челка намокла.

Время тянулось невыносимо медленно. Вдруг мне пришло уведомление на телефон, и мы с Федей синхронно подпрыгнули на месте, испугавшись внезапного звука. Писала Лиза:

«Привет. Я в самолете. Из поля зрения ее не выпускать вообще. Умрет – через час вызывать ”Скорую“».

«Хорошо. Она ввела себе в спинной мозг ванкомицин. Это что и можно ли так вообще?»

«Конечно нельзя! Это антибиотик! Ну, она в таком состоянии, что эти действия либо вылечат, либо ускорят смерть. Ты меряешь ей температуру?»

«Постоянно. Тридцать шесть и шесть. Но она вся горячая при этом».

«Так бывает при нейроинфекциях. Все, я взлетаю. Буду снова на связи через несколько часов».

Я прочитала сообщения Феде, и мы посмотрели на Свету. С дивана начала капать какая-то жидкость, и в комнате повис мерзкий запах аммиака.

– Что это? – скривился Федя.

– Недержание. Блин. Надо передвинуть ее немного или вообще отвести в кровать, и я приберусь. Поможешь?

– Сам хотел предложить, – подмигнул Федя, пытаясь поднять мне настроение.

Федя потушил сигарету, взвалил на себя Свету и отвел в комнату. Я вытерла пол, закинула испачканные подушки и простыни в стирку, залила диван чистящим средством и распахнула окна.

Федя вернулся из комнаты. Мы сели у окна и закурили. Федя взял меня за руку.

– Тань, даже если она сегодня умрет, знай, что все будет хорошо. С тобой все будет хорошо, и я рядом, – заверил меня Федя и протянул руку для пожатия.

– Спасибо, брат, – улыбнулась я и пожала его руку. Я была очень ему благодарна. До безумия благодарна.

Я положила голову Феде на плечо. Я не любила тактильные контакты, но Федя был мне давно как брат. Я легко воспринимала объятия с ним. Хоть и недолго, минут пять. Зато это на пять минут больше, чем со всеми остальными, – кроме Миши, конечно.

– Скоро Саня подъедет, – сообщил Федя.

– Боже, а ее-то ты зачем в это втягиваешь? – встрепенулась я.

– Ой, да она сама давно втянулась, – фыркнул Федя.

Это была правда. Саня, девушка Феди, была частым гостем в моем доме, они почти всегда приезжали вместе после театрального. Саня долго утешала Свету, подбадривала ее, всегда интересовалась самочувствием и предлагала свою помощь.

Федя пошел заваривать кофе. Я взяла телефон, чтобы написать Глебу Когановичу, но передумала. Не было сил.

Вскоре пришла Саша. Мы втроем пили кофе, играли в карты и морской бой. Так прошло часа три. Вскоре мне написала Лиза – она прилетела в Петербург и снова была на связи:

«Я прилетела. Мне к вам? У меня просто криз гипертонический, домой заеду, таблеток выпью и могу приехать».

Я сказала Феде загуглить, что такое гипертонический криз. Взяв в руки телефон, он с серьезным видом прочитал вслух: «Гипертонический криз – серьезное клиническое состояние, характеризующееся резким подъемом артериального давления. Опасность кроется в высоком риске повреждения органов-мишеней, которыми являются сердце, глаза, почки и мозг».

Отлично! Мало мне одного полутрупа, так еще и восьмидесятилетний онколог собирается ко мне приехать с этим кризом!

«Ни в коем случае не приезжайте, лежите», – написала я Лизе.

Вдруг в коридоре показалась Света. Я вскрикнула:

– Смотрите, живая!

Света улыбнулась и рухнула на пол. Под ней начала расползаться лужа мочи.

Мы растолкали ее, посадили на диван и начали снова убирать квартиру. Вскоре Света пришла в себя и попросила чай.

Мы втроем наперегонки бросились к чайнику. Неужели Света захотела чай! Это хороший знак! Неужели кризис миновал?

Света аккуратно хлебала из чашки чай. Мы с Федей и Сашей веселились, Света смеялась. Я написала Лизе:

«Живая. Пьет чай, смеется».

«Ничего себе! Какая она умная! Я про интратекальный ванкомицин даже не подумала. Я и вводить его не умею! Как она сама себе его запихала? Это больно должно быть жутко».

«Ну, кричала она сильно».

«Завтра продолжим. Его надо десять дней вводить. Молодец, Таня. Этот день ты пережила».

«Не знаю, пережила ли. Меня трясет все еще».

У меня и вправду сильно тряслись руки, мне было страшно взглянуть на себя в зеркало. В отражении я видела опухшие глаза с полопавшимися внутри сосудами от напряжения, мертвенно-бледную кожу с зеленым оттенком. И я постоянно чувствовала, как на душе скребут кошки. Я ненавидела свою жизнь и эту квартиру. Все чаще мне было противно смотреть на Свету. И на себя тоже.

Лиза продолжала писать:

«Надо немного потерпеть. Кажется, все будет хорошо. Ей нужен гамма-нож».

«Гамма кто?»

«Гамма-нож. Грубо говоря, ее метастазы в мозге можно удалить излучением. Это дорогая процедура, но необходимая. Я найду для нее место в Германии. У меня есть связи».

«Было бы очень здорово».

«Татьян, правда, все будет хорошо!!!»

Но я чувствовала, что это ложь. У Светы метастазы, терапия от ВИЧ, также пришла весть, что Германия отказалась от Светы из-за слишком высоких рисков и большого количества противопоказаний. Лиза сказала, что проведет вмешательство в Петербурге, но оно будет более плохого качества. Я уже даже не искала в интернете никакую информацию, связанную со Светиной болезнью. Не было сил. Я и так знала, что все будет только хуже. Мне нужен был отдых. Срочно.

Пятого мая я вела открытый микрофон в «1703» и предвкушала, как мы с Мишей уже завтра уедем прочь. Как вдруг пришло сообщение от Лизы:

«В общем, до десятого числа я на химию ее не возьму. Свету до этого момента надо собрать в приличного человека. А именно: