Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понял, – кивнул с понимающей улыбкой Егор Иванович, он очень мило улыбался, к слову. – Так что вы хотели узнать?
– Ага… – Она поняла, что человек готов к контакту. И тут же принялась вспоминать, с чего должна была начать опрос. – Тут такое дело… Оля, уходя со службы в один прекрасный день, повздорила со своей соперницей. То есть с той самой женщиной, которую ее нечистоплотный в моральном плане супруг посмел привести к себе домой. Они повздорили и… И Оля уехала домой. А на следующий день эту женщину находят в ее доме с пробитой головой.
– И что вы хотите от нас?! – выскочила из комнаты Ирина Васильевна, успевшая переодеться в спортивный костюм.
Лучше бы она этого не делала, тут же решила про себя Алина. Стала еще толще и еще некрасивее. Не в пример своему поджарому супругу.
– Мне хотелось бы узнать, выходила той ночью Оля из дома или нет? И слышали ли вы, когда она вернулась со службы? – Алина назвала число, предшествующее ночи трагедии, которое ей сообщил Геральд.
– Да знаем мы, когда это случилось! – махнула на нее рукой Ирина Васильевна. – Были тут из полиции, спрашивали.
– Да, да, вы сказали, что не знаете и не слышали, – робко улыбнулась Алина, все больше ненавидя себя за подобострастие.
Все ради Геры, все ради него. Оля-то все равно не оценила бы ее стараний. Или оценила бы?
– Так что же вы хотите, раз мы ничего не видели и не слышали?! – Ирина Васильевна воинственно подбоченилась, с трудом определив линию собственной талии.
– Я хочу, чтобы вы постарались вспомнить, – с нажимом произнесла Алина и вытерла перчатками вспотевший лоб. – Ведь слышно же, когда соседняя дверь хлопает, слышно?
Супруги стремительно переглянулись. Егор Иванович свел брови, а Ирина Васильевна досадливо чертыхнулась.
Алина насторожилась. Она проработала педагогом не один десяток лет, детскую душу читала безошибочно. Взрослых угадывать не пыталась, но считала, что подросший человек в своих привычках и пристрастиях мало чем отличался от себя самого лет, скажем, десять назад. То есть она справедливо полагала, что способна распознать и взрослую душу, раз она такой хороший психолог. И сейчас она угадала точно, что эти двое что-то знают, но говорить не хотят. Никому!
Потому и следователю ничего внятного не сказали. Потому и Геру послали куда подальше.
– Ирина Васильевна, Егор Иванович. – Алина глянула на них как можно проникновеннее. – Вы ведь многое можете. Вы можете ей помочь! От вас зависит ее судьба!
– От нас зависит! – фыркнула Ирина Васильевна. – Что-то она у нас разрешения и совета не спрашивала, когда мужа с любовницей по квартире гоняла! Такой грохот устроила! А потом посиделки на троих организовали. Она, мент этот ее и Люська, шалава, что под ней живет. Нашла себе компанию! Мы-то ей не друзья! Чего ей мы-то!
– Ира, перестань, – ее супруг досадливо поморщился, виновато из-за ее спины улыбнулся Алине. – Она же приходила к нам, помнишь?
– А то! Пришла будто за дрожжами, пироги, мол, собралась ставить. Посидела, поерзала, а потом ушла ни с того ни с сего. А дрожжи-то и не взяла! Зачем приходила, спрашивается?! Непонятно. А потом и вовсе сторонилась нас. Мы-то ей что?! Вот вы учительница, знать ее должны хорошо, так?
– Да, конечно! – живо отозвалась Алина на подозрительный взгляд Ирины Васильевны.
– Скажите, почему она так странно себя вела?
– Ох, но это же очевидно, – качнула с жалостью головой учительница со стажем. – На Оленьку столько всего свалилось. Она просто не знала, где голову приклонить. Может, рассчитывала, что вы ей про Виктора что-то расскажете. Что-то еще к тому, что она уже и сама знает. Может, просто на жалость вашу надеялась, на понимание, сочувствие. Она же просто одинокая девочка. Ей всего-то тридцать лет.
– А вам сколько? – встрял вдруг Егор Иванович. – Что-то вы больно молоды для ее учительницы.
Пришлось Алине накидывать себе с десяток лет. Ее возраст ему понравился, Ирину Васильевну, наоборот, взвинтил. Видимо, оказались почти ровесницами. А выглядели по-разному. Алина высокая, худая, ухоженная и одета хоть и небогато, но со вкусом. А она…
В спортивном костюме, который запросто можно было натянуть на холодильник Алины, оставшийся от мамы.
– Вы что-нибудь слышали, Ирина Васильевна, Егор Иванович?! – Алина снова приложила руки к груди.
Она устала умолять супругов. Очень хотелось повысить на них голос. Но терпела. Ради Геры, оболтуса, корчившего из себя взрослого и самостоятельного.
– Ладно, мать, – ладонь Егора Ивановича легла на пухлое плечо жены. – Негоже нам учительнице врать. Слышали мы, как Ольга пришла в тот вечер.
– Не слышали, а видели, – нехотя поправила его супруга. – Хахаль ее какой-то привез. На машине. Я еще возмутилась тогда: не успела с Виктором развестись, а уже с чужим мужиком катается. И из машины еле вылезла. Мы подумали, что пьяная, так ведь, Егор? Виктор жаловался, что Оля за воротник любит закладывать. Странной у нее была в тот вечер походка, очень странной.
– Ну-у… – замялся он, очень уж ему не хотелось выглядеть сплетником в глазах Олиной учительницы, к тому же такой стройной и молодящейся. – Поймите нас правильно, мы дома были, в окно смотрели, когда они подъехали. Не наблюдали специально.
– Конечно, конечно, – покивала одобрительно Алина.
Обезоруживающе улыбнулась каждому по очереди, смекнув, что окна супругов выходят как раз во двор. И те могли, не гуляя, наблюдать за передвижениями своей соседки по двору.
– Так вот, из машины Ольга еле вылезла и пошла домой, то ли пьяная, то ли больная. Не поздоровалась, когда дверь открывала. И больше она тем вечером из дома не выходила, – сказала Ирина Васильевна.
– Это точно?
– Конечно!
– А ночью? Ночью она могла выйти и вы не услышали? – взволнованно спросила Алина.
Ей очень хотелось порадовать Геру, очень хотелось увидеть, как он снова улыбается, как на его щеках появляются две премиленькие ямочки и он крутит головой, восхищаясь проделками старшей сестрицы. Так было давно, давно, когда они еще были детьми.
– Это вряд ли, – качнула головой Ирина Васильевна. – У нее дверь такая ужасная! Когда Ольга ее захлопывает, у нас дребезжит зеркало в прихожей, – ее толстый палец ткнул в зеркало, в котором отражалось раскрасневшееся лицо Алины. – Нет, не выходила она никуда. И днем потом никуда не выходила.
– Господи, вы не представляете, как это важно!
Алина чуть не прослезилась. Хотя Ольга и раздражала ее, все равно хотелось ей помочь.
– Нет, не выходила. Это точно, – покачал головой Егор Иванович. – У меня бессонница почти каждую ночь. Хожу, хожу, возле окна сижу. Иногда читаю, иногда телевизор смотрю. Но это редко. Ирочке мешает. В кухню ухожу и сижу, смотрю на улицу. В ту ночь снежок пошел, такой чистый, такой красивый. Засмотрелся, понимаете, мысли всякие. Нет, Оля точно не выходила.