– Где швейную машинку взял?

– За фигом она мне нужна? – пожалплечами Лева. – На руках обработал, я лучше машинки строчу. Отстегивайсотню!

Задохнувшись от гнева, я выбрался из кабины иткнул пальцем в звонок.

– Ваня, – поторопил Лева ивыразительно потер большой палец указательным.

– Послушай, – взорвался я, –оцени ситуацию. Ты желаешь получить немалые деньги за то, что надел мойсмокинг, предварительно изуродовав его! Не кажется ли тебе странным это?

Лева сдвинул брови, но тут распахнулась дверь,и на пороге появилась Галка, очередная домработница Коки.

– Здрассти вам, – поклониласьона, – позвольте польта забрать.

– Мы без верхней одежды, – ответиля.

– Польты отдайте, – твердила Галя,желавшая во что бы то ни стало исполнить роль образцово-показательнойгорничной.

Лева похлопал девушку по плечу.

– Успокойся! Лучше принеси вискаря сколой.

Галя метнулась по коридору налево, я же пошелнаправо, твердо решив выяснить отношения с наглым внуком Варвары чуть позднее.

– Вава, – замахала руками Николетта,узрев меня на пороге гостиной, – сюда, сюда, скорей.

Я, навесив на лицо самую счастливую улыбку,поплелся к золоченому, обитому бежевой парчой дивану, на котором восседаламаменька. По мере того как я приближался, глаза Николетты темнели:

– Позор!

– Кому, – решил я изобразитьидиота, – где?

– Ты – позор семьи, – уточнилаНиколетта, – что ты нацепил? Штаны! Ужас!

– Думаешь, мое явление в мини-юбке исапогах-ботфортах произвело бы лучшее впечатление? – с самым серьезным видомосведомился я. – У меня был еще порыв надеть сильно декольтированноеплатье из тафты, но потом я все же остановился на брюках, они болеетрадиционны.

– Вава! Ужасно! Я сейчас сгорю со стыда!

– Но почему?

– Ты пьян, как всегда! Господи, кактрудно нести свой крест! Сначала всю жизнь боролась с нищетой, а когданаконец-то перестала считать копейки на геркулес, сын начал губить себя водкой.

– Николетта, я не пью!

– Никто из алкоголиков не признается впагубном пристрастии, но мое сердце чувствует: ты в опасности, –трагически заявила Николетта.

– Я приехал на машине, – воззвал я клогике, которая непременно должна быть не чужда даже Николетте, – самсидел за рулем, не качаюсь, не пахну спиртным, разговариваю внятно. Хочешь,произнесу скороговорку? Шла Саша по шоссе и сосала сушку.

– Кто шла? – напряглась Николетта.

– Саша.

– Она где?

– Кто? – не понял я.

– Саша, – процедила Николетта.

– Идет по шоссе, – схохмил я, –вместе с баранками!

Пальцы, унизанные кольцами с бриллиантами,вцепились в мое плечо.

– С ума сойти, – плаксиво протянуламаменька, – ты связался с уличной проституткой и решил всех об этомоповестить. Иметь дело с девкой, которая бегает по проспекту с шаурмой в руке!Вава! Мне плохо! Воды!

Я медленно досчитал до десяти и улыбнулся.

– Николетта, успокойся.

– Позор! Явиться в простых штанах насвадьбу! Это плевок в сторону Зизи и Зузу.

– Но я с ними незнаком.

– Все равно! Сейчас увидишься,поздравишь! Кстати, где подарок?

– В прихожей, – соврал я.

– Твой вид – оскорбление для Коки! Онастолько сил вложила в организацию праздника! Гирлянды, стол, торт…

На секунду меня охватило запоздалое удивление.Кто такие Зизи и Зузу, если Кока решила устроить свадьбу в своей квартире?Обычно маменькины приятельницы пляшут в пафосных ресторанах, а тут келейноеторжество, фуршет без посадочных мест. Наверное, ни разу не виденные мною Зизии Зузу – дальние и очень бедные родственники Коки!

– …а тут ты, в брюках, – мухойзудела Николетта.

– Вон там, у торшера, стоит некийсубъект, – перебил я маменьку, – он тоже в самом затрапезномпиджачке, похоже, рваном.

Николетта прищурилась, затем больно ущипнуламеня.

– Идиот! Это Жорж! Папа Зузу.

– И что? Ему простили лохмотья, а мненеобходим смокинг? – проявил я подростковую строптивость.

– У Жоржа миллионы, – с придыханиемвоскликнула маменька, – он в списке «Форбс» и может себе позволить прийтина свадьбу в шортах и гавайской рубашке!

– На мой взгляд, папеньке невесты положенкак минимум фрак, – уперся я.

– Зузу – мальчик, – подпрыгнулаНиколетта.

– Извини, не знал, но половаяпринадлежность брачующегося не влияет на одежду его родителя.

– Вава! Ты несносен! Отвратителен!Надеюсь, эта Саша сюда не заявится!

– Кто? – напрягся я.

– Саша!

– Который?

– Вава! – пошатнулась Николетта. –О боги! Теперь мне многое понятно!

– Что? – Я окончательно потерялспособность ориентироваться в беседе.

Удивительно, каким образом Николетте удаетсяза пять минут общения сделать из вполне нормального собеседника полувменяемоесущество.

– Вот почему ты не женишься! Это все он!

– Кто? – тупо повторил я.

– Саша, – взвизгнуламаменька, – сам сказал! Идет по шоссе в гости пешком, несет в подарок Зизии Зузу сушки, а ты не хочешь ни пить, ни есть, пока твой… о боже… САША неявится к Коке! Вава! Милый! Умоляю! Только не обнимай его при всех! Мне невынести позора! Вольдемар! Вольдемар!

– Я здесь, – вынырнул из толпыгостей отчим, – о, Ваня, привет. Шикарный пуловер, тебе идет голубой цвет.

– Голубой цвет, – взвизгнулаНиколетта, – как же я сразу не оценила шутку! Вольдемар! Вава в брюках иГОЛУБОМ свитере! А Саша идет по шоссе с сушками, он скоро доберется сюда иупадет на мою голову! Пьяница и… нет, я не выговорю ужасные слова! Пьяница и…Беда! Горе! Несчастье! Ужас! Трагедия! Непоправимо!

– Дорогая, что случилось? –забеспокоился отчим.