1946 года, но без дальнейшего развития электронных компьютеров их просто невозможно было выполнить за сколько-нибудь разумное время. Теллер говорил об этом в своем докладе 1947 года, описывая различия между классической супербомбой и альтернативной схемой: «Я полагаю, что решение о том, следует ли прилагать значительные усилия к разработке ТХ-14 или супербомбы, необходимо отложить приблизительно на два года; точнее, до времени завершения этих экспериментов, испытаний и вычислений»[3114].

В конце 1949 года, еще до принятия решения по водородной бомбе, в Лос-Аламосе началась детальная подготовка машинных расчетов для первого, еще примитивного, электронного компьютера ЭНИАК на Абердинском полигоне в штате Мэриленд. После того как решение по водородной бомбе было принято, Улам и Корнелиус Дж. Эверетт из теоретического отдела решили выполнить вручную упрощенный вариант этих расчетов. «Мы начали работать ежедневно по четыре-шесть часов с логарифмическими линейками, карандашами и бумагой, – вспоминает Улам, – часто подставляя числа наугад… Наша работа в значительной степени опиралась на догадки о геометрических соотношениях, предположения о величинах сечений твердых тел и оценки объемов и шансов вылета частиц. Все это мы неоднократно проделывали часами напролет, щедро добавляя к своим догадкам постоянные вычисления на логарифмических линейках. Это был долгий и утомительный труд»[3115]. Они обсчитывали первую часть двухчастной задачи, пытаясь понять, сможет ли атомный запал нагреть определенное количество дейтерия и трития настолько, чтобы запустить термоядерную реакцию. Группа Теллера выполнила еще более грубые расчеты по этой части задачи между 1944 и 1946 годами. К февралю 1950 года[3116] Улам увидел, что того количества трития, которое предполагалось использовать в соответствии с предыдущей оценкой Теллера, далеко не достаточно. «Из результатов вычислений, – сообщает Улам, – по-видимому, следовало, что рассмотренная модель произведет пшик»[3117]. Он увеличил оценку объема трития и начал с начала. Даже при большем количестве трития классическая супербомба по Теллеру выглядела совершенно бесперспективно[3118]. В конце апреля Улам поехал в Принстон, чтобы обсудить свои печальные результаты с фон Нейманом и Ферми. Втроем они поговорили еще и с Оппенгеймером; Уламу показалось, что «известие о наших затруднениях его скорее обрадовало»[3119].

Вернувшись в Лос-Аламос, Улам рассказал обо всем Теллеру. «Вчера он был буквально бледен от ярости, – сообщал Улам фон Нейману, – но сегодня, мне кажется, успокоился»[3120]. Сначала Теллер отказался поверить в правильность этих расчетов[3121]. Кроме того, он заподозрил, что Улам занимался ими с какой-то недобросовестной целью. Официальная история КАЭ сообщает, что фон Нейману пришлось представить Теллеру «свои заверения в том, что мотивы изменения [оценки количества трития] были совершенно целесообразными»[3122]. Интересно отметить, что как раз Улам с самого начала поддерживал идею создания супербомбы.

Очередь обсчета задачи о супербомбе на ЭНИАК подошла в июне. Постепенно поступавшие результаты подтверждали выводы Улама и Эверетта. «Вычисления показывали, – вспоминает Улам, – что, несмотря на обнадеживающую начальную “вспышку”, затем вся сборка начинала постепенно охлаждаться. Джонни [фон Нейман] ежедневно звонил с очередной порцией результатов. “Появляются сосульки”, – уныло говорил он»[3123]. Одновременно с этим Улам и Ферми, приехавший в Лос-Аламос на лето, начали обсчитывать вручную следующую часть задачи супербомбы, которая касалась распространения исходной термоядерной реакции. Эта работа, говорит Улам, «как оказалось впоследствии, заложила основу технологии термоядерных взрывов»[3124]. Но и она предсказывала, что супербомба Теллера должна произвести пшик. Дело в том, объясняет Ханс Бете, что супербомба попросту была неудачной схемой, тупиковым вариантом:

Уже сама потребность в расчетах Улама доказывала, что проект создания водородной бомбы не был готов для «скоростной» программы, когда Теллер впервые предлагал ее осенью 1949 года. Никто не может винить в этом Теллера, потому что расчеты 1946 года были неверны, в особенности потому, что пригодных для них вычислительных машин тогда не было. Но в Лос-Аламосе его обвиняли в том, что, исходя из этих расчетов, он завлек лабораторию да и всю страну в авантюристскую программу, хотя не мог не знать, что они были чрезвычайно неполными. С другой стороны, технический скепсис ГКС оказался гораздо более обоснованным, чем сами члены ГКС могли себе представить в октябре 1949 года[3125].

Между октябрем 1950-го и январем 1951 года, продолжает Бете, Теллер «был в отчаянии… Он предложил несколько сложных схем для спасения [классической супербомбы], но ни одна из них не казалась особенно перспективной. Было очевидно, что решения проблемы он не знает»[3126]. Тем не менее сокращать масштабы своей работы он не желал. Он хотел использовать бо́льшую часть рабочего времени лаборатории в течение по меньшей мере полутора лет[3127]. Он не знает, как сделать термоядерную бомбу, сказал он на октябрьском заседании ГКС, но уверен, что это осуществимо[3128]. Он настаивал, что главным узким местом была нехватка в Лос-Аламосе теоретиков и недостаток воображения. Весной 1951 года на атолле Эниветок в архипелаге Маршалловы острова должны были пройти испытания «Гринхаус»[3129], запланированные для проверки осуществимости термоядерного синтеза. Если они докажут невозможность водородной бомбы, заключил он, у Лос-Аламоса может хватить сил для продолжения работы; если же испытания докажут, что бомба возможна, лаборатория может не суметь довести ее разработку до конца. Такая оценка не способствовала улучшению отношения сотрудников Лос-Аламоса к Теллеру[3130].

Сильный стресс может способствовать творческим достижениям. То же можно сказать и о долгом знакомстве с задачей. К февралю 1951 года Улам был зол на Теллера, а Теллер был зол на всех. В результате на свет явилось новое, совершенно неожиданное изобретение. Его не предвидел даже Теллер. Бете описывает положение дел так: «Эта новая концепция была для меня, весьма близко связанного с этой программой, приблизительно такой же неожиданностью, какой было для физиков в 1939 году открытие деления»[3131]. Эта концепция стала известна как схема Теллера – Улама.

Впоследствии Теллер то отрицал, то подтверждал, то приписывал себе вклад Улама в это изобретение. Улам неизменно признавал вклад Теллера, но настаивал на своем участии. Другие – например Лотар Нордхейм из теоретического отдела[3132] и Герберт Йорк[3133] – подтверждают, как Нордхейм писал в 1954 году в New York Times, что «общий принцип был сформулирован д-ром Станиславом Уламом в сотрудничестве с Теллером, который вскоре после этого придал ему технически осуществимую форму». Самое близкое к великодушному свидетельство Теллера появляется в его эссе 1955 года «Работа многих» (The Work of Many People): «В течение нескольких недель появились два проблеска надежды: одним из них было изобретательное предложение Улама, а другим – тонкие вычисления,