лед на Финском заливе и к Кронштадту могла подойти английская эскадра. Перспектива весьма печальная для Советской власти. Недаром Ленин назвал тот момент самым опасным за ее историю, опаснее колчаковщины.

Командует подавлением мятежа Тухачевский. У меня создалось устойчивое мнение, что он после польского фронта панически сам боялся командовать, это даже в Тамбове проявлялось. А в Кронштадте его войска тупо стояли и ждали… у моря погоды, наверно.

Тогда на съезде к трибуне выходит Ворошилов, предлагает создать из делегатов съезда ударную группу, едет с ней в Кронштадт, берет командование в свои руки, во главе добровольцев по льду заливу идет на штурм крепости. Два дня — и нет мятежа.

«Первый красный офицер». Помните? Слышали, как в армии тогда называли Климента Ефремовича?

Я уверен, что если наших историков перенести во времени в те годы, да если бы они осмелились при бойцах Красной Армии ляпнуть, что Ворошилов не военный, никогда не командовал, а политический комиссар — им бы морды разбили. Их наглые лживые морды.

Но нам нужно определиться с оценкой фигуры, которая возглавила военное ведомство СССР в период самого начала, по сути заново, строительства Красной Армии. Даже только то, что я перечислил, уже достаточно, чтобы понимать масштаб этой фигуры. Это по-настоящему легендарная личность. Личность такого уровня, которой даже близко не было ни в одной из тех стран, которые могли оцениваться, как потенциальные противники СССР в будущей войне…

* * *

Сейчас, когда пишутся эти строки, готовится к изданию книга «Миф о Большом терроре». На ресурсах наших леваков нет-нет да и промелькнет, что Петр Балаев чуть ли не памятника достоин за то, что он эту гнусную антикоммунистическую провокацию накрыл медным тазом. Были и попытки этих леваков приписать себе заслугу в раскрытии механизма фальсификации расстрелов по приговорам никогда не существовавших троек НКВД 656 тысяч человек в 37-м году. Наше Движение сразу их предупредило — не позволим. Нам в ответ заявляют, что мы в таком случае враги коммунизма, потому что не хотим широкой огласки, ведь если норот узнает, какая подлость была совершена и совершается насчет 37-го года, то это делу коммунизма очень сильно поможет, а значимых ресурсов для пропаганды Движение не имеет, значит, мы обязаны отдать приоритет в разоблачении мифа тем левым, у кого такие ресурсы есть.

Господа левые, да нам было бы наплевать на наш приоритет, если бы это, действительно, помогло делу коммунизма в нашей стране. Мы не из-за приоритета. Мы — из-за вас, уродов. Отдать вам в руки разоблачение провокации о 37-м годе, это значит, закопать его на помойке. Всё, что попадает в ваши руки, сгнивает и протухает. Да и не является миф о Большом терроре самой важной частью антикоммунистической пропаганды. Есть миф более губительный для коммунизма и восстановления социализма в нашей стране, а вашими усилиями этот миф как раз и живет. Именно за то, что мы, наше Движение, заявляем — Советской власти и социализма в СССР не существовало после смерти Сталина и последовавшего за нею троцкистского антисоветского переворота, вы нас и ненавидите со всей силой своей подлости.

Ваша подлость патриотов того СССР, в котором улицы стали носить имена членов троцкистско-фашистского заговора, расстрелянных в конце 30-х годов, принята вами по наследству от ваших духовных учителей, хрущевско-брежневской партийной сволочи. При всем том, что происходит в современной России, подлее времени, чем время правления троцкистской КПСС, не было. Кажется, нет ничего такого, чтобы не изгадила, выполняя решения 20-го съезда, эта троцкистская сволочь, для которой не было ничего святого.

В книге о Ворошилове «Клим Ворошилов — первый маршал страны Советов» приводились примеры, как в 90-е годы в мемуарах К. К. Рокоссовского появились ранее не публиковавшиеся вставки с признаками явной фальсификации, не мог Константин Ксаверьевич написать ту дурь. 90-е подлое время, спору нет. Но давайте откроем опубликованный еще при жизни автора вариант «Солдатского долга», цитата:

«Еще в начале боев меня обеспокоило, почему наша пехота, находясь в обороне, почти не ведет ружейного огня по наступающему противнику. Врага отражали обычно хорошо организованным артиллерийским огнем. Ну а пехота? Дал задание группе товарищей изучить обстоятельства дела и в то же время решил лично проверить систему обороны переднего края на одном из наиболее оживленных участков.

Наши уставы, существовавшие до войны, учили строить оборону по так называемой ячеечной системе. Утверждалось, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня. Возможно, по теории это так и получалось, а главное, рубеж выглядел очень красиво, все восторгались. Но увы! Война показала другое…

Итак, добравшись до одной из ячеек, я сменил сидевшего там солдата и остался один.

Сознание, что где-то справа и слева тоже сидят красноармейцы, у меня сохранялось, но я их не видел и не слышал. Командир отделения не видел меня, как и всех своих подчиненных. А бой продолжался. Рвались снаряды и мины, свистели пули и осколки. Иногда сбрасывали бомбы самолеты.

Я, старый солдат, участвовавший во многих боях, и то, сознаюсь откровенно, чувствовал себя в этом гнезде очень плохо. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а я остался один. Уж если ощущение тревоги не покидало меня, то каким же оно было у человека, который, может быть, впервые в бою!..

Человек всегда остается человеком, и, естественно, особенно в минуты опасности ему хочется видеть рядом с собой товарища и, конечно, командира. Отчего-то народ сказал: на миру и смерть красна. И командиру отделения обязательно нужно видеть подчиненных: кого подбодрить, кого похвалить, словом, влиять на людей и держать их в руках.

Система ячеечной обороны оказалась для войны непригодной. Мы обсудили в своем коллективе и мои наблюдения и соображения офицеров, которым было поручено приглядеться к пехоте на передовой. Все пришли к выводу, что надо немедленно ликвидировать систему ячеек и переходить на траншеи. В тот же день всем частям группы были даны соответствующие указания. Послали донесение командующему Западным фронтом. Маршал Тимошенко с присущей ему решительностью согласился с нами. Дело пошло на лад проще и легче. И оборона стала прочнее. Были у нас старые солдаты, младший комсостав времен первой мировой войны, офицеры, призванные по мобилизации. Они траншеи помнили и помогли всем быстро усвоить эту несложную систему.»

Вот так вот тупой слесарь Ворошилов готовил армию к войне, утвердив уставы, в которых окопы были