Кроме того, если оба мозга – и Б, и В – зайдут в тупик, мы можем добавить в наш многоуровневый механизм мышления еще больше уровней.

В предыдущих главах мы предположили, что наши умственные ресурсы делятся по крайней мере на следующие уровни процессов:

Каждый из них можно рассмотреть в качестве одного из аспектов решения Джоан перебежать через дорогу:

Мы знаем, что к моменту рождения каждый младенец уже обладает множеством инстинктивных реакций и начинает добавлять к ним заученные. Затем, со временем, мы постепенно аккумулируем более сознательные способы рассуждать, воображать и планировать будущее. Позже мы создаем новый уровень, на котором начинаем демонстрировать рефлексивное мышление о своих собственных мыслях, – и уже в возрасте двух лет у детей наблюдается саморефлексия о том, почему и как они об этом думают. И в конце концов мы начинаем более самоосознанно думать о том, что следует считать правильным или неправильным поступком. В главе пятой будет намного более подробно рассказано о предположительной организации этой системы.

От мозга нечего ожидать единой плотно взаимосвязанной структуры, и тому существует эволюционная причина: подобной системе почти невозможно развиваться – в ней непременно окажется так много недостатков или «багов», что она не сможет продержаться долго. Но, конечно, ни одна система не может быть эффективной, если ее части недостаточно взаимосвязаны. Это означает, что всякий раз, когда мы увеличиваем размер системы, ее производительность, скорее всего, снизится, если мы не обновим ее структуру. Давайте дадим этому аргументу имя.

Этот принцип, безусловно, и является причиной того, что тела всех живых существ состоят из отдельных частей, которые называются органами. На самом деле, именно поэтому мы называем их организмами:

Это также относится и к органам, называемым мозгами:

Все те миллиарды лет, пока продолжалась эволюция мозга, нашим предкам приходилось адаптироваться к тысячам различных условий – и во время каждой смены среды обитания некоторые из структур, которые отлично функционировали в прежние времена, становились опасными, поэтому нам в процессе развития приходилось каким-то образом их корректировать. Однако эволюция вида также ограничена тем фактом, что чрезвычайно опасно что-то менять на более ранних стадиях развития животного – поскольку большинство структур, которые развиваются позже, во многом зависят от того, как работают эти более ранние структуры.

В результате получается, что эволюция часто ограничивается добавлением корректировок и исправлений в уже существующие структуры. Например, после окончания основных этапов роста в мозге многие новые клетки впоследствии уничтожаются «редактирующими» процессами, цель которых заключается в прореживании связей между нейронами.

Те же самые ограничения мы наблюдаем, пытаясь повысить производительность любой большой системы. Например, после каждого изменения в существующей компьютерной программе обычно обнаруживается, что оно стало причиной появления новых багов, – и нам приходится вносить дополнительные корректировки. На самом деле, многие компьютерные системы в конечном итоге становятся настолько тяжеловесными, что их эволюция прекращается, поскольку ни один из ее разработчиков не может уследить за всеми изменениями, которые внесли остальные.

Судя по всему, наш мозг точно так же является результатом развития процессов, каждый новый этап которых основан на старых структурах, но содержит также и исключения. Если честно, я подозреваю, что немалая часть нашего мозга работает главным образом над исправлением ошибок, совершаемых другими частями, и это, безусловно, одна из причин, почему психология человека стала настолько сложной дисциплиной.

Почему нельзя просто заглянуть в свой разум и посмотреть, как именно он работает? Почему разум неспособен полностью изучить себя? В чем бы ни крылись эти ограничения, философ Дэвид Юм пришел к выводу, что нам никогда не преодолеть их окончательно: