Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Желудок режет ножами. Скручивает от боли. Я уже не осознаю — хочу есть или тошнит от самой мысли о еде.
Сегодня я посмела встать из-за стола, даже не спросив позволения. Голова невыносимо кружилась, а вечная слабость стала моей постоянной подругой. И как столько держалась? Пожалуй, из-за Джеффри. Только его сияющие глаза и эфемерная надежда увидеть восхищение в них удерживали меня от срыва. Я представляла, как показываюсь на балу, такая хрупкая, худенькая, с талией тоньше, чем у Селесты. И у него перехватывает дыхание от восторга. А любовь становится глубже, сильнее.
Однако ароматы, парящие над всеми яствами, заставляли чувствовать себя ничтожной. Издевательства и насмешки маман и сестер подрывали веру в себя.
Сначала я просто шла по коридору, совершенно бездумно двигалась, не смотря по сторонам. Спустилась на первый этаж, очутилась в холле. А там… там так сладко пахло свежей выпечкой, что живот жалобно заурчал.
Ноги сами понесли в кухню. Я несколько минут боролась с собой. Но в голове словно помутилось. Толкнула дверь, проскользнула в помещение. Свежие синнабоны пахли как амброзия. Я больше не могла себя контролировать. Схватила булочку и быстро убежала. Пока соблазн не стал безудержным. Пока булочек в руках стало не одна, а две… три… или пять.
Шмыгнула со своей добычей в папин кабинет. Знала — он сюда в ближайшее время не заглянет. К нему пришел какой-то незнакомец, и они вместе куда-то отправились. Наверное, это один из управляющих, а дела с ними решались не быстро. Итак, кабинет свободен. Здесь меня никто не будет искать.
И вот теперь сижу на подоконнике, спрятавшись за гардиной. Булочка в руках. Великолепная. Ароматная, мягкая, еще теплая… Так и просится в рот. На глазах выступают слезы. Мне так ее хочется. Я голодная. Неужели один маленький кусочек так сильно повлияет на мою фигуру?
Первый кусочек кажется пищей богов. Я буквально чувствую, как пустой желудок радостно принимает нежнейшую выпечку. Булочка исчезает в мгновение ока, не замечаю, как съедаю всю до крошки. А потом, как всегда, наступает пора раскаяния. Сытый живот не радует. Чувство собственного ничтожества охватывает с новой невероятной силой. Ненависть к себе, своей слабости буквально заставляет застонать. Слезы градом текут из глаз. Хочется скрыться. Стереть из памяти, просто разлететься вдребезги, и не существовать. Плечи вздрагивают в тихих рыданиях.
Но внезапно скрипят входные двери. Я затихаю. Прислушиваюсь к шагам. Папу узнаю сразу. А тот, другой, идет мягко как кошка. И почему-то по позвоночнику побегают мурашки. «Он явно не управляющий», — мелькает в голове.
Сквозь щель между гардинами видна спина папы и часть плеча и лица «неуправляющего». И лицо это полностью закрыто странной, плотной маской. Только видны глаза сквозь узкие щели. Становится еще более жутко. Кто так одевается, будто на карнавал?
— Это очень опасно, сэр Тень. Не думаю, что удастся сделать незаметно, — говорит папа.
Затаиваю дыхание. Сэр Тень? Какое удивительное имя! Что мне теперь делать? Выдать себя, выйти, и, извинившись, покинуть кабинет или дождаться, пока они наговорятся?
— Доверьтесь мне, лорд Роуз. Я знаю, кому поручить эту миссию, — голос у Тени — тихий шорох. Словно сухие листья под ногами. — Он выполнит ее идеально.
— Если мы возьмемся за это, нужно быть уверенным, что Лев и его семья в нужном месте. Иначе пострадают невиновные, — беспокойство в голосе отца смущает. Теперь я уверена, что показываться не стоит. Более того, лучше забыть все, что услышу.
— Благая цель нуждается в жертвах. Но мы их сократим до максимума. Лев будет на арене, уверяю.
— И как в эту игру должен войти Шип?
— В эту игру может войти и Роза… — подобострастно говорит Тень.
Папа хрипло откашливается. Преодолевает внутреннее сопротивление и страх.
— Нет… Я еще раз повторяю. Розам это не нужно. Разыгрываем карту Шипа.
— У меня есть лучший кандидат.
— Тоже из рода Шипов?
— Можно и так сказать…
Желудок неожиданно издает тихое урчанье. Испуганно прижимаю ладонь к животу. Не уверена, что они услышали. Но во рту пересыхает от страха. Тень мельком скользит взглядом по гардинам. На мгновение кажется, что он видит меня. Смотрит прямо в глаза. Но через минуту его взгляд идет дальше, а я перевожу дух. Вроде бы пронесло.
«Потерпи, потерпи!» — мысленно стону.
— Мы договорились? — Тень, наконец, переключается на папу.
— Конечно!
— Тогда мне пора. Провожать не надо.
Незнакомец выходит. Двери мягко стукают о косяк. И мой живот снова выдает громкую руладу. А через несколько секунд гардина резко отодвигается. Встречаюсь взглядом с папой.
— Вивьен? Что ты здесь делаешь?
Таким испуганным я его отродясь не видела.
Глава 17
Из сна выдергивают шум, топот и крики сестер. Яркое солнце упирается в занавески жаркими лучами. Потираю глаза, медленно сажусь, потягиваюсь и замираю. Воспоминания из ночных кошмаров выныривают из памяти, как поплавки из воды.
— Кто он такой? Этот тип в маске… — шепчу, и сразу же прикрываю рот ладонью. Не хочу, чтобы услышали.
Итак, сэр Тень… И папа ему помогал. Не знаю, насколько поняла Вивьен, что происходило в кабинете. А вот я после всех тех прозрачных намеков, кажется, гораздо больше чем нужно. Только поверить в это не могу. Неужели лорд Роуз действительно участвовал в заговоре.
Внезапно становится страшно. Если я правильно все поняла, то и король, и Торнтон в курсе. Кстати, почему именно Торнтон. Пусть он и кузен короля, но еще и ближайший претендент на трон. Бардальф пока не женат. И даже на примете нет претенденток на роль будущей королевы. Вернее, известных широким массам претенденток. А Торнтон… Торн… Торн… Фамилия крутится в голове, как заезженный трек. И странные слова, зашифрованные о Шипах и Розах. Кто Шип, кто Роза? А Лев, наверное… король… Тогда Шип это…
Дверь внезапно хлопает, приоткрывшись с размаху. От неожиданности чуть не подпрыгиваю на кровати. А в комнату вбегает Гортензия.
― Ты еще в постели? Вставай! Быстро! — подлетает ко мне и хватает за руку.
— Ты чего? Неужели пожар? — вырываю родную конечность из загребущих лапок.
― Да какой пожар! Мы все проспали после вчерашних приключений! Через десять минут в холле нас будет ждать лорд Торнтон, чтобы повести на мельницу. А никто не готов.
Она так расстроена, смущена, что невольно и сама напрягаюсь.
―