узы, потому что отец либо мотался по соседям в поисках выпивки, либо спал на диване пьяный. Этой ночью ей стало не по себе от страха; она впервые поняла, что такое полное одиночество.

В дом Дарья не пошла: там было еще страшнее. Запахи, одежда, продавленный диван – все напоминало о скончавшемся папаше.

Запершись в бане, она вынула из шкафа дорогие сердцу вещи, присела на диван и принялась вспоминать спокойную довоенную жизнь…

Глава тринадцатая

Крым

весна 1942 года

Москва, площадь Революции —

проезд Соломенной Сторожки

сентябрь 1945 года

Через несколько дней, проведенных в лесистой седловине между горными вершинами, Бобовник окончательно успокоился. Его уже не мучила двойственность восприятия происходящего. Весна набирала обороты, и даже на вершинах Крымских гор с каждым днем становилось теплее. Линия фронта откатилась далеко на восток, немцы на лесистых склонах не появлялись, заповедную тишину нарушали лишь стук топоров и монотонный звон пилы при заготовке партизанами дров.

Бойцы меж собой поговаривали, будто в декабре 1941-го партизанскую стоянку Ялтинского отряда атаковали румынские войска. Но здесь, в окрестностях Судака, было спокойно. Глядя порой на далекое седое море, Бобовник и вовсе забывал, что в сотне километров отсюда идут тяжелые кровопролитные бои.

Партизанский отряд Николая Степановича Гаврилова был образован четыре месяца назад и до сих пор не имел названия. Его основа – два десятка жителей Судака и пригородных сел ушли в густые старокрымские леса, когда части 51-й и Приморской армий отступили к Феодосии. За первые две недели отряд пополнился бойцами из отступавших частей и увеличился вдвое. Гаврилов сумел наладить в отряде строгую дисциплину и боевой распорядок. Жизнь в горном лагере не текла как попало – она была расписана по минутам.

Четырежды в неделю вниз к ближайшим источникам спускались несколько человек с флягами, кувшинами и другой посудой за питьевой водой. Другая группа навещала соседние селения, где разживалась продуктами.

Чаще других из лагеря отлучался начальник штаба отряда Анатолий Акимович Студеный, пожилой дядька с добрым улыбчивым лицом. Он был старым боевым товарищем командира отряда: в Гражданскую они воевали в одной дивизии, потом сообща поднимали колхоз имени Тельмана.

Студеный и связист Григорович прихватывали радиостанцию, батареи, проволочную антенну и уходили в неизвестном направлении для проведения сеанса связи. А еще Студеный с группой сопровождения изредка спускался по северному склону в большое село с татарским названием Бахчи-Эли.

Сосед Бобовника по палатке, школьный учитель Григорович, по большому секрету сообщил, что в селе Студеный встречается с каким-то человеком и получает от него свежие сведения о противнике. Номера частей вермахта, дислокацию, численность, количество техники, тактические и стратегические задачи… Через несколько часов ценные разведданные передавались по радио в Москву.

Однажды Григорович с гордостью шепнул, что бойцы отряда уже шесть раз совершали боевые вылазки против фашистов. Уничтожили пост на дорожной развилке западнее Судака. Разгромили колонну вражеского автотранспорта на дороге Судак – Коктебель. Сожгли здание военной комендатуры в городе Карасубазар. Дважды расстреливали немецкие блокпосты на дорогах…

Рассказы школьного учителя настораживали, заставляли нервничать. Бегать в атаки, сидеть в засадах и устраивать поджоги Бобовнику страсть как не хотелось. Мирная жизнь в лагере настраивала на совершенно иной лад. Журча неспешным ручейком, она словно убаюкивала, обещая вечное спокойствие и безопасное небо над головой.

* * *

Заполучив ключи от всех запорных решеток первого коллектора, сгорающий от нетерпения Бобовник уже следующим утром спустился под землю в районе Неглинной улицы. Он самолично опробовал запоры двух решеток, и те, к превеликой его радости, открылись.

Воодушевленный успехом главарь прошел зловонной кишкой несколько сотен метров, потом повернул вправо, в узкий кремлевский коллектор, и скоро набрел на вертикальную шахту с ржавыми скобами вместо ступенек. Дружки едва поспевали за ним.

Забравшись по скобам, Бобовник на один вершок приподнял железный люк и чуть не матюгнулся в голос от восторга. Кишка привела его на территорию Кремля. Люк находился почти в центре треугольной площади, зажатой между длинными зданиями, названий которых Ян не знал.

В приподнятом настроении он двинулся дальше и через сотню метров снова приподнял своей несуразной головой тяжелый люк. За пределами круглой вертикальной шахты царил мрак. Бобовник приблизил к щели фонарь и ахнул. Над шахтой был подвал, наполненный ящиками, старой мебелью, знаменами времен царской России и прочим хламом. «Что это может быть? Подвал какого здания?» Первое, что пришло на ум, – Арсенал или Теремной дворец.

Эти здания Яна не интересовали, и он скомандовал дружкам топать дальше. Очередные три шахты выходили на улицы и площади рядом с какими-то соборами и церквями. Зато следующая, идти до которой пришлось четверть часа, привела налетчиков в занятный подвал.

Приподняв люк, Бобовник зажмурился от яркого света – рядом с люком на полу стояла большая керосиновая лампа. А за ней происходила какая-то суета.

Ян опустил крышку, оставив маленькую щель, и принялся наблюдать. Несколько мужиков в черных халатах таскали ящики, коробки и целые стенды. Слева доносился строгий женский голос, указывающий, что и куда размещать.

«Музейный запасник! – осенило Бобовника. – Подвал, где хранятся ценные экспонаты!»

Сердце его застучало так, что в глазах потемнело, пальцы едва удержали за железные скобы внезапно потяжелевшее тело.

Поглядев на суету еще с минуту, он плавно установил люк на место и спустился вниз к товарищам.

– Все, архаровцы, считайте, что по сто кусков у вас в кармане, – обнял он корешей и поспешил обратно к выходу из кремлевского коллектора.

Цель давней задумки оказалась так близко, что он назначил вылазку на следующую же ночь. Однако ровно через сутки компанию ждало ужасное разочарование. Более того, они едва не напоролись на засаду, устроенную легавыми прямо под землей.

Началось все с того, что троица прибыла пешком в центр столицы и внезапно обнаружила на углу Неглинной и Театрального проезда парочку милиционеров, куривших неподалеку от крышки канализационного люка.

«Ладно, хрен с вами», – подумал Бобовник и направился в соседний квартал – к Пушечной улице. Но и два тамошних люка охранялись нарядами. Это насторожило, однако менять планы главарь ни за что не хотел.

Под землю они спустились еще дальше от Кремля – во дворе между Неглинной и Рождественкой. Там, к счастью, никто не околачивался. Включив единственный фонарик, троица двинулась по тесному коллектору на юг…

Дважды по пути к ближайшей решетке Бобовник цыкал на корешей, проклинавших несусветную вонь. И это их спасло. Когда малочисленная банда приблизилась к плавному повороту, Бобовник вдруг заметил на стене отблески света. Мгновенно потушив фонарь, он остановился и, шепотом