молча, глядя в одну точку, покончил с завтраком. Достал из пачки последнюю папиросу, закурил…

Картина вырисовывалась бледная. В анналах его памяти хранилось лишь прозвище спеца по взлому непростых замков и парочка наколок на известных бандитских главарей.

– К главарям запросто не подкатишь, – резонно заметил Бобовник, туша о торец столешницы окурок. – Значит, надо идти на поклон к Фоме-сандалю. А что? Приплачу маленько и попрошу свести с нужным человеком…

* * *

Пробыв под надзором военного врача более двух суток, Анатолий Студеный оклемался и вернулся к исполнению обязанностей начальника штаба отряда. Ходил он отныне медленно, старательно избегая нагрузок и резких движений. Чаще всего его можно было застать сидящим на пеньке возле землянки, где он наблюдал партизанскую жизнь или колдовал над топографической картой.

Отрядный военврач строго-настрого запретил Студеному курить и лазить по горам. По этой причине Гаврилову пришлось пораскинуть мозгами, кого назначить связным вместо старого боевого товарища. Самой первой вызвалась его заменить Лоскутова.

– Кому же, как не мне, Николай Степанович? – горячилась она, уговаривая командира. – Я заочно знаю человека в Бахчи-Эли. Знаю расположение улиц в селе, знаю, где происходят встречи!

– Заочно она знает. Заочно и я с ним знаком, да только в глаза ни разу не видывал, – усмехался тот в седые усы. – Связного мы подберем. А вот ежели с тобой беда какая приключится, кого шифровальщиком заместо тебя поставить? Об этом ты подумала?

– Подумала, – упрямилась Екатерина.

– И кого же?

– Новенького. Связиста.

– Младшего лейтенанта? Того, что с группой сержанта Луфиренко прибился?

– Его. Он и шифрование на ускоренных курсах изучал. Сам недавно признался.

Гаврилов нахмурил брови, задумался. Но мысли его были не о просьбе Лоскутовой, а о новичке-связисте.

– Ступай, Катерина, – строго сказал он. – Мы с начальником штаба подберем кандидатуру без твоих советов.

Покончив с делами, Гаврилов нашел Студеного и поинтересовался, какого он мнения о Бобовнике.

– Замкнутый какой-то. Скрытный, – признался старый боевой товарищ.

– Да нам-то что с того, Анатолий? Может, характер у него такой с детства. А для дела это даже хорошо, что молчаливый. Ты же понимаешь, к чему я клоню.

– Понимаю: замену мне подыскиваешь.

– Точно.

Студеный отложил карту, снял очки в древней переломанной оправе и развел руками:

– Отправлял я его вниз по склонам с разведчиками. Со мной разок он смотался к Бахчи-Эли. Вроде нормальный, никаких странностей не приметили. А на самом деле… кто ж его знает? В душу ведь к человеку с лучиной не заглянешь.

– Это верно, – вздохнул Гаврилов. – Давай-ка проверим его еще разок и тогда уж примем решение.

На следующий день Бобовник снова отправился в рейд по южным склонам Крымских гор. В этот раз ему поручили ответственное дело – прикрывать группу с тыла. Задача не была для него новой. Когда бойцы сержанта Луфиренко бродили по старокрымским лесам, он неплохо справлялся с похожим заданием.

Справился и сейчас. Но не потому, что слыл хорошим воякой, а потому, что боялся за собственную жизнь.

Отоспавшись после рейда, Бобовник пришел по вызову в штабную палатку. Гаврилов со свойственной ему прямотой безо всяких вступлений предложил ему «опасную, но очень важную работу».

Ян насторожился. Память моментально воспроизвела холодный октябрьский денек, когда на лекцию в Московский институт народного хозяйства пожаловали полковник с майором в сопровождении четырех красноармейцев. В тот злополучный день Бобовник принял ошибочное решение отсидеться за партой на ускоренных курсах командиров Красной армии. «Как бы снова не прогадать», – подумал он, приготовившись выслушать предложение командира.

– Не пора ли тебе, сынок, взяться за настоящее дело? – начал Гаврилов.

«Сынок» развел руками:

– Так я вроде при деле. И в разведку хожу, и в ночных дозорах дежурю, и начальника штаба к селу сопровождал. Ну и Григоровичу кое в чем помогаю.

– Все так, – согласился Гаврилов. – Только приемниками, радиостанциями и антеннами Леня Григорович и один исправно занимался, помощник ему вроде как ни к чему. А ты бы мог пойти в связные. Как ты на это смотришь?

Бобовник побледнел. «Связным? Из спокойного и безопасного лагеря регулярно мотаться в гости к фрицам? В самое логово!»

Командир отряда предугадал такую реакцию и кивнул на сидевшего в темном углу землянки Студеного:

– Анатолий Акимович хаживал и, как видишь, целехонький. Сердечко подвело – это да. Но в том возраст виноват. А ты молодой, крепкий, тебе раз в недельку сбегать под горку и вернуться – раз плюнуть…

Командир продолжал распинаться, расписывая «несложную работу» связного. Бобовник слушал вполуха и осторожно косился на Студеного. «Конечно, чего ему было не таскаться в село, где полно фрицев, – рассуждал он, – старый, немощный, с лишним весом. Вся голова седая. Одевался перед выходом из лагеря в крестьянское. За версту было видать, что гражданский и к тому же больной. Кто такого остановит? Ни одному немецкому патрульному и в голову не придет, что он из партизан!..»

И снова прозорливый Гаврилов уловил ход его мыслей.

– Подберем тебе подходящую одежонку, волосы у тебя уже отросли, – сказал он так, словно вопрос был уже решен. И уверенно добавил: – И документик из местной комендатуры на всякий случай справим. Есть у нас несколько настоящих бланков. Ну что, согласный?

Бобовник хотел было отказаться, сославшись на свою одышку. Он и вправду не мог похвастаться хорошей физической формой и начинал задыхаться даже при быстрой ходьбе, не говоря уж о беге или подъеме в гору. Но тут в разговор вступил Студеный и коснулся весьма важного для молодого человека вопроса.

– Ты опять же не забывай о положении. Связной у нас – завсегда на особом счету. Тут тебе и уважение, и почет, – сказал он так, будто посвящал Яна в особую тайну.

Гаврилов поддержал товарища:

– Что верно, то верно! Связных на фронте берегут пуще докторов и поваров, а потому никаких тебе рейдов по долинам и по взгорьям или дежурств в ночных дозорах. Спустился в Бахчи-Эли, переговорил с нашим человеком, вернулся, доложил результаты и отдыхай до следующей ходки.

Именно «положение» и «особый счет» зацепили самолюбие Бобовника. Уж больно ему хотелось стать вровень с Екатериной Лоскутовой и добиться от нее долгожданного расположения. Переваривая обещание начальства, он вдруг почуял родившийся из ничего шанс.

«А почему бы не попробовать? – задумался он. – Мы с ней родом из Москвы, оба – командиры Красной армии с кубарями в петлицах, оба окончили ускоренные курсы. Только она – шифровальщик, а я пока никто. Рядовой боец партизанского отряда. А если стану связным, то…»

– Согласен, – твердо проговорил он. – Только мне бы для начала с провожатым в село прогуляться. Ну, чтобы… чувствовать