сквозняк. Ладно сложенная мастерами банька преотлично держала тепло, и через четверть часа работы с раскаленным утюгом в большой комнате становилось чересчур жарко. Зимой жара не беспокоила, а в теплое время приходилось скидывать с себя верхнюю одежду и распахивать обе входные двери.

Работа подходила к концу – на диване высилась стопка чистых выглаженных простыней. Девушка уже обдумывала, что приготовить для субботнего визита гостей, когда в сенях послышался шорох.

Повернув голову к раскрытой двери, она вздрогнула: в баню ввалился полупьяный отец в расхристанной рубахе и в необъятных семейных трусах. Его редкие седые волосы были, как всегда, всклокочены, на ногах темнели обрезанные валенки.

– Вам здесь не полагается, папаша, – строго напомнила Дарья.

– Полагается. Я видел, какая у тебя здесь батарея фуфырей по столу марширует! Зачем твоим кобелям столько, Дашка? – с ходу завел шарманку Семен. – А мне подлечиться надобно. Чуешь?

– Не полагается, – стояла на своем дочь. – Идите в дом, папаша.

Тот свирепел не столько из-за отказа, сколько из-за нежелания дочери понять его болезненную нужду. Лицо Лоскутова пошло красными пятнами, кисти рук и пальцы заходили ходуном.

– Ну, растудыть твою в качель! – прохрипел он и нетвердой походкой двинулся на дочь.

– Не подходите, папаша! – повысила она голос.

Но где там! Семен закусил удила и пер к цели, позабыв о когда-то переломанных ребрах и неизбежном наказании за подобные фортели.

– Ты что же себе думаешь?! Я вчерась не только фуфыри здесь углядел! Я еще кое-что обнаружил! – зловеще выговаривал он, медленно отводя в сторону сжатую в кулак правую ладонь.

Дарья понимала, что отец не остановится и ударит ее, но поделать ничего не могла. Она не умела драться, не обладала хорошей реакцией и глядела на него беззащитным взглядом.

Удар пришелся в левую щеку. Девушка упала на пол, рядом грохнулся чугунный утюг. Крышка утюга от сотрясения открылась, изрыгнув из нутра малиновые угли.

Семен на этом не остановился. Упав на колени, он продолжал бить лежащую дочь, норовя попасть ей костлявым кулаком по лицу. Как всегда в момент нервных потрясений, с Дарьей случился сильнейший приступ. Получая удар за ударом, она кричала, билась в истерике и каталась по полу, обжигаясь о тлеющие угли.

Впрочем, боли в этом состоянии она не чувствовала. Если в припадке ей доводилось пораниться, то боль приходила позже. Вот и сейчас ладонь натолкнулась на валявшийся рядом утюг, но жара она не ощутила. Нащупав деревянную ручку, Дарья с силой огрела отца по голове.

Охнув, тот повалился набок и странно затих.

* * *

Борька появился, как всегда, в субботу, около восьми вечера. Вместе с ним пришел Яша Филин, остальная компания ожидалась позже.

Час назад Дарья вернулась из продуктовой лавки – всего наготовила, а о свежем хлебе позабыла, вот и пришлось бежать, чтобы успеть до закрытия. Оглядев хозяйство, она утерла со лба пот, присела на диван. Баня была натоплена, в раздевалке гостей дожидались свежие березовые веники, накрытый стол радовал обилием закуски, в ведре с колодезной водой остужалось несколько бутылок водки, рядом на диване лежала стопка свежего белья. Даже кровавые пятна и черные отметины на деревянном полу от раскаленных углей девушка умудрилась отскоблить кухонным ножом.

Однако все следы внезапного нападения скрыть не получилось.

– Это что? – Борька повернул к свету ее лицо, на котором виднелись синяки.

Девушка молчала.

– Семен, что ли? Опять Семен? – взревел бандит, готовый сию же минуту разобраться с потерявшим разум алкашом. – Где он? В доме?..

– Мой папаша в аду, на самом переду, – тихо сказала она.

– Что? Как это?

Дарья шмыгнула носом и, вытирая скатывавшиеся по щекам слезы, рассказала о происшествии в бане.

– Он точно помер? – переспросил Борька.

Она кивнула.

Потрясенный главарь плеснул в стакан немного водки и подал Дашке:

– На, выпей. Ты не виновата. Он сам каждый день торопил ее приход…

Следующий час бандиты занимались телом мертвого Семена Лоскутова, которое Дарья поздним вечером в четверг перетащила из бани в подпол дома. Оформить смерть обычным образом, дескать, помер от пьянства или от какого недуга, не представлялось возможным. На левом виске покойного зияла приличная вмятина, заполненная запекшейся кровью. Любой следак, а тем более доктор сразу распознает насильственную смерть, и завертится карусель советского правосудия: кто, когда, за что, почему?..

От тюрьмы Дашка из-за отсталости в развитии, скорее всего, отвертится, а вот о тихой гавани в виде новой баньки в глухом углу участка бандитам придется позабыть.

Подобный исход никого не устраивал, потому, коротко посовещавшись, решили по темноте подогнать к участку мотоциклет, погрузить труп в коляску и вывезти его по Старому шоссе в сады совхозного питомника. До них от Астрадамского тупика рукой подать. Там и похоронить непутевого алкаша.

* * *

Обернулись Борькины товарищи быстро. Дарье показалось, что прошло-то всего минут пятнадцать, как возле дома тарахтел мотоциклетный мотор, а вот уже вернулись те, кого Борис отряжал на похороны.

– Готово, – тихо доложил один из бандитов, возвращая на место лопаты. – Закопали в таком месте, что не сыщет ни одна собака.

– Вот и ладненько, – отлегло у главаря. – Айда в баню. Дельце назревает. Обсудить надо…

Сегодняшняя гулянка действительно отличалась от предыдущих. Во-первых, внесла сумятицу весть о смерти Лоскутова и его поспешные похороны. Во-вторых, в бане действительно обсуждалось нечто серьезное, вследствие чего пили мало, а в парную заглянули лишь однажды. О важности разговора говорило и то, что никаких обнов в этот раз Дарье не перепало. Судя по всему, и забавляться с ней после гулянки Борька не собирался.

Не умом – нутром ощущала Дарья важную перемену в компании и от этого старалась быть как можно незаметнее. Бесшумно появляясь в банной комнате, ставила на стол бутылки или блюдо с парившей картошкой под маслицем и укропом. Так же тихо подбрасывала в печь дровишки, нарезала хлеб, выдавала свежие простыни.

Она слышала обрывки разговоров за столом, но не пыталась вникнуть в суть, что-то запомнить. Ей это было ни к чему. Речь шла о каком-то мутном типе, больше похожем на бабу, чем на мужика. Кажется, он напросился на встречу с Борькой и предложил пособить в каком-то деле. Дело сулило сказочный куш, но представлялось чрезвычайно опасным. Кто-то из корешей так и сказал: «Это все равно что носить в кармане гранату с выдернутой чекой. Одно резкое движение – и ты покойник…»

После полуночи бандиты простились с Дарьей и растворились в холодной сентябрьской ночи. Девушка осталась одна. С самого начала войны – стоило сестре Кате поступить в военную школу – она перестала ощущать семейные