и восседал во главе стола. Дурочка, такой завсегда считал свою младшую дочь Семен, устроилась у бандита на коленях.

Однако в самое сердце Лоскутова поразило не то, что Дашка была совершенно голой, и не то, что она якшалась с известным местным шалопаем – на все это ему было трижды наплевать. Поначалу у него сперло дыхание от обилия выпивки и закуски на столе. Одних початых бутылок набиралось с полдюжины, а ведь где-то еще хранились непочатые, под сургучной пробкой!

Перед Борькой промеж стаканов и тарелок он приметил россыпь блестящих золотых изделий, и было их столько, что Семен аж зажмурился. Часики, серьги, кольца, браслеты, броши, цепочки…

Дашка с игривым интересом изучала ювелирку, а на ее пальчике сверкало гранями драгоценного камня новое колечко.

Но самую тяжкую душевную рану старый алкоголик получил от созерцания содержимого стального сейфа. На полках левой половины он углядел множество пачек денежных купюр и несметное количество тех же ювелирных изделий. Правую половину занимали заботливо сложенные тряпки, сумочки, обувь… Это его не заинтересовало, зато от вида золотишка и денег внутри взыграл праведный пролетарский гнев.

И тут вдруг Борька зашевелился.

– Все, Дашка, спать. Завтра ждут важные дела, – шлепнул он девушку по заднице.

Та спрыгнула с его колен, вмиг застелила диван чистой простыней.

Укладываясь, бандит пробормотал:

– Убери все в сейф и ключ спрячь. В свое надежное место…

Тихо выскользнув из бани, Семен Лоскутов быстро допил водку из позабытой кем-то бутылки, отошел в глубину темного сада и остановился. Пока сознание не помутнело от алкоголя, он обдумывал увиденное. «Хорошо бы тихонько залезть в сейф и прихватить деньжат, – размышлял он. – Не пять рубликов, само собой, но так, чтобы не хватились пропажи».

Однако ж любая мысль Лоскутова нарывалась на одну загвоздку. Звали эту загвоздку Дарья. Она только что получила ясный наказ запереть сейф и спрятать ключ в надежное место. К тому же и в баню попасть не представлялось возможным, потому что та же Дарья запирала на ночь входную дверь, а поутру самолично будила Борьку, кормила его завтраком и провожала на «ратные» подвиги.

Из глубоких раздумий Семена выдернула моргнувшая и погасшая электрическая лампа под козырьком банного крыльца. Дальний угол участка тотчас потонул в посеребренной черноте лунной ночи. Но ненадолго. Вскоре сенцы окрасились слабым желтым светом керосиновой лампы – это Дашка покидала вверенное ей хозяйство.

Сплюнув, Лоскутов побрел к дому, злобно цедя сквозь зубы:

– Ну, Дурочка! Ну, растудыть твою в качель! Этот ж надо, а? В бане столько богатств запрятано – весь наш квартал прикупить можно, а она фуфырь отцу родному поднести не желает…

* * *

Проснувшись ранним утром, Дарья припомнила вчерашний вечер, сладко потянулась и выскользнула из-под одеяла. За окном едва занимался мутный тяжелый рассвет. Папаша храпел на продавленном диване, кошка требовательно глядела на хозяйку в ожидании завтрака.

Подхватив стоявший у кровати протез, девушка приспособила его к культе, застегнула на голени ремешки. Сняв с себя ночную рубашку, накинула халат и отправилась к умывальнику…

Все дни у Дарьи были расписаны, словно под копирку. Умыться, натаскать воды из колодца, выпить стакан чаю с кусочком колотого сахара, подмести полы в доме, постирать и развесить сушиться бельишко, сходить на рынок или в магазин, сготовить обед…

Поменяться могла разве что стирка на глажку, да по выходным еще приходилось заниматься баней. По субботам она готовилась к приходу Борькиной компании, а по воскресеньям убирала последствия гулянки. Отдушиной становились вечерние часы отдыха да еще воскресные примерки подаренных Борисом вещей.

Сегодня на отрывном календаре висел обычный листок с черной цифрой. Не воскресенье, не праздник, а все равно пришлось прибираться в бане. Вчера компания заявилась нежданно, и слава богу, что у запасливой Дарьи нашлось чем накормить молодых мужиков. Хорошо, что имелся запас водки, наколотых дров, чистых простыней и полотенец. Ну а сегодня нужно стирать, сушить, мыть, убирать, гладить…

Беспробудная скука дальней московской окраины с некоторых пор окрасилась для Дарьи всеми цветами радуги. Чего греха таить – всю работу по хозяйству она выполняла с удовольствием и споро, ибо знала: в прибранной бане ее ждет примерка обновок у большого зеркала.

Не стал исключением и сегодняшний день. Выскоблив полы, она перестирала белье, развесила его на веревках тут же, возле бани, перемыла посуду, притащила из дому утюг. И, пока сохли простыни, подошла к шкафу…

Угол дома, где стояла ее кровать, был отгорожен большим трехстворчатым шифоньером. Когда-то на его полках хранились самые ценные вещи, имевшиеся у мамы и у них с сестрой. Где-то к концу войны Дарья заметила, что вещей в шкафу становится меньше. Даже ей, Дурочке, не пришлось долго мучиться, чтоб догадаться: вещи пропивает папаша. И поэтому когда на участке выросла новая баня, а в ней появился шкаф, в котором Борька разрешил ей хранить личные вещи, она мигом переложила в него самое ценное.

Всякий раз, покончив с домашней работой, Дарья не спешила покидать баню. Оставшись наедине с воспоминаниями, она подходила к шкафу и подолгу рассматривала, трогала, перекладывала бесконечные дорогие сердцу мелочи: ветхие зачитанные книги, фотографии в самодельных рамочках, нехитрую посуду, одежду. Каждая вещь напоминала о давних событиях, о глубоких детских переживаниях.

Вот, к примеру, старая мамина пудреница из орехового дерева. Папа не баловал маму подарками, и эта пудреница была у нее единственной. Или тонкая книжка в бежевой обложке – «Волшебник изумрудного города» Александра Волкова. Первое издание 1939 года. С каким неподдельным интересом Даша слушала сестру, читавшую ей эту удивительную сказку! А потом сама училась по этой книге читать, составляя буквы в слова, а слова – в предложения.

А это потертый журнал «Огонек» за 1944 год. В нем напечатан рассказ Константина Паустовского «Степная гроза». Его Дарья уже осилила самостоятельно.

Сегодня порядок действий оставался неизменным. Осмотрев дорогие сердцу вещи, она аккуратно сложила их в шкаф. Потом достала из укромного места ключ, вставила его в фигурную замочную скважину стального сейфа, дважды провернула, отворила дверки и замерла в предвкушении самых счастливых минут. Вчера, после какой-то удачной вылазки, Борька преподнес Дарье золотое колечко с небольшим блестящим камнем. И сейчас она страсть как хотела снова на него взглянуть…

* * *

Дождавшись, когда подсохнут выстиранные простыни, Дарья покончила с примеркой, растопила банную печку на трех поленцах. Дождавшись углей, заправила ими чугунный утюг и принялась за глажку.

На просторном столе гладить белье было одно удовольствие. Об одном только жалела девушка – об отсутствии окон, чтобы можно было распахнуть их и устроить