– Я тоже нет, – услышала я, – обычно я не завтракаю. Но сегодня немного проголодался. Тебе кофе или чай?

– Мм… кофе. – Я поставила рамки на место и еще раз обвела комнату внимательным взглядом. Только теперь на одной из самых низких полок, что разместились по левую сторону от телевизора, я заметила два больших фотоальбома, а рядом с ними невысокую кучку фотографий. Я убедилась, что Рафа все еще возится на кухне, и тихонько подобралась к интересной находке.

Стопка фотографий специально была приготовлена для этого момента. Наверное, вчера Рафа потратил не один час на то, чтобы перебрать те снимки со Славой, на которых он получился удачнее всего. Я осторожно положила стопку на место и с неуверенностью посмотрела на альбомы. В конце концов, я ему чужой человек. Какое право я имею лезть в его жизнь, а тем более в личный архив фотографий? В гостях у Рафы я очутилась только по причине смерти Калинина. Если бы Слава был жив, не видать мне этого кофе из уютной кухни, как Ирине Аллегровой «Грэмми» в номинации «Лучшая певица года». К тому же мне совсем не хотелось видеть личный гарем хозяина квартиры. А то не избавиться мне потом от комплекса неполноценности до конца моих дней.

Но сопротивляться такому жгучему желанию не было никаких моральных сил, и я, закусив губу, быстро стянула самый верхний альбом и жадно стала его листать.

Фото были довольно милые и даже очаровательные. Вот Рафа с какой-то немецкой овчаркой, обнимает ее за рыже-черную шею. Вот он у себя на диване, где только что сидела я, в компании друзей (я так думаю, судя по внешности, все эти друзья работают в «Наиме»). А вот он целует мать, у которой от счастья на глазах выступили слезы.

Рафа бодро звякал кружками, а я закрыла альбом и уже хотела вернуть его на законное место, как из него вывалилось одно фото. Скорее всего, оно не было вставлено в кармашек, а было положено между страницами как закладка. Нахмурившись, я уставилась на снимок.

Фото было красочное: на улице в день съемки стояло самое настоящее лето. Двое молодых людей стояли лицом к камере, которая запечатлела их по пояс. Рафа, явно выглядевший на пару лет моложе, просто сиял от счастья, сжимая в объятиях хрупкую девушку со светлыми волосами и серыми глазами. Она была одета в белую футболку и джинсы и на первый взгляд была совсем обыкновенная – не красавица, но и не уродина. Однако что-то в ней притягивало, какая-то тайна изнутри или глубина ее глаз не давали быстро перевести взгляд на что-то другое. В отличие от Рафы, девушка не улыбалась, она скорее была недовольна тем, что ее фотографируют. Ее рот был немного приоткрыт, как будто через секунду она собиралась попросить фотографа убрать аппарат. Бледная кожа подруги Рафы как будто говорила о ее благородном происхождении, а высокие скулы подчеркивали красивый овал лица. Ее красивые пальцы украшали серебряные кольца, а ногти были длинные и покрыты светлым лаком.

Судя по тому, как замусолен был этот снимок, Рафа не раз на него любовался.

Неужели это и есть та самая, которая «была хорошим человеком, но они с Рафой были слишком разные»?

Я, вовремя заслышав приближающееся звяканье посуды, быстро засунула фото между страницами альбома и уселась на диван как ни в чем не бывало.

Рафа тащил с кухни целый поднос, на котором красовались две кружки дымящегося кофе, пара круасанов и розетка с сахаром.

– Я не знаю, пьешь ли ты с сахаром.

– Да, а ты нет?

– Конечно, нет! – возмутился Рафа, усаживаясь рядом со мной. – Настоящий кофе нужно пить без всяких примесей. Даже без молока. Этот кофе – не растворимая бодяга. У меня есть кофеварка. Жить без хорошего кофе – все равно что плавать в ручье. Невозможно и неправильно.

Я снова подивилась этому загадочному парню. Это ж надо, такое серьезное отношение к кофе. А мне, например, нравится кофе в пакетиках три в одном. Конечно, это далеко от настоящего напитка, зато вкусно.

– Извини, – смущенно улыбнулся Рафа, – просто у нас дома всегда было строго. Мама варила настоящий кофе, отец жарил настоящий шашлык из убитой им дичи, а дядя мастерил настоящую шишу… Раньше для семьи, теперь на продажу.

– Шиша? – Я отпила маленький глоток, и горячая жидкость обожгла небо. Раз уж в гостях, то будем пить как хозяин – без сахара и других примесей. Хоть бы принес холодную воду разбавить горячий напиток. Или у них в семье принято пить настоящий кипяток?

– Э… по-русски кальян, – пояснил Рафа и тоже взял чашечку в руки.

– Разве это не запрещено? – Я отставила кружечку обратно на поднос. Пусть лучше остынет, а то я так потеряю способность говорить.

– Что запрещено?

– Ну кальян – это ведь наркотики, так?

Рафа смотрел на меня пару секунд, а потом зашелся в раскатистом смехе.

Я устало наблюдала за тем, как он катался по дивану, держась за живот.

– Удивительно, как люди могут воспринимать действительность, ориентируясь только по голливудским фильмам про арабов-террористов!

Я невозмутимо сохраняла ледяное молчание. Отрицать очевидное было бесполезно. Я действительно мало что знала о культуре Среднего Востока. Когда я слышу слово «араб», у меня перед глазами тут же встает немытый тип с бородой до плеч, с ненавидящим взглядом и взрывчаткой на поясе. Что тут поделаешь? Влияние прессы и телевидения нельзя переоценить.

– Шиша обычно не содержит никаких наркотиков, хотя, конечно, их можно туда подложить. Главное в кальяне – это дрова. Обычно курят дерево вишни, яблони или персика… Дым настолько сильный, что даже не нужен никотин. У тебя может возникнуть состояние опьянения, но без наркотических добавок. Женщинам позволяется курить, но обычно они просто сидят рядом с курящим. Им достаточно того дыма, который он выпускает.

– Вот как, – недоверчиво произнесла я.

Рафа загадочно улыбнулся:

– Поверь, на свете есть много способов доставить себе удовольствие без применения наркотиков.

– Охотно верю, – с готовностью согласилась я, вспомнив вечер последней пятницы.

Рафа замолчал и c легкой грустью глянул на полку, где внизу покоилась стопка фотографий.

– Будь добра, возьми вот те снимки, я а принесу коробку Кристины.

Поняв, что время для разговора подошло к концу, я выполнила просьбу парня. В конце концов, разве не за этим я тут нахожусь?

Следующий час мы перебирали фотографии. Вернее, не перебирали, а рассматривали. Рафа брал снимок в руки – с нежностью и печалью в глазах, задумчиво улыбался, будто пытаясь получше припомнить обстоятельства, при которых была сделана фотка, и рассказывал о них мне. Иногда он перепрыгивал на совершенно отвлеченные темы – например, на то, как Славка ужасно жарил яичницу. Хотя у него получался неплохой плов и даже запеченная утка, но самое простое из блюд было Славе не под силу: он то сильно ее пережаривал, то пересаливал, а то и вовсе убирал с огня еще в совсем сыром состоянии.

Еще я узнала, что друг моего детства очень любил лошадей, однако ужасно боялся на них кататься. Прошлым летом Рафа и Славка поехали на ипподром. И когда Рафа, как прирожденный ковбой, с легкостью сел в седло, Калинин долго изучал, надежно ли застегнуто седло и не страдает ли его лошадь бешенством. Когда Слава через полчаса все же забрался на животное, он застыл на нем как «Девушка с веслом» – в глупой и неуместной позе.