был пожилой, но ещё довольно крепкий чеченец. Искал он племянника, который, если верить его же словам, ещё прошедшим летом вместе с тремя попутчиками был задержан кем-то из федеральных сил на дороге невдалеке от Знаменского. Сведения эти он добыл из личных расспросов самих жителей Знаменского, но от кого именно – естественно не сообщил, сославшись на разговоры с случайными людьми. Когда в личной беседе начальник розыска сообщил ему, что в журнале регистрации задержанных, ведущемся предыдущей сменой, данных о его племяннике нет, чеченец невозмутимо кивнул головой:

– Скорее всего, к вам его действительно не привозили. У меня есть основания предполагать, что забрали его спецы из Грозного. Мне известно, что именно оттуда тогда военные на операцию приезжали. Я тебя вот о чём прошу: дай мне своих ребят и пусть они те места, где задержанные содержатся, проверят. Видимо, племянника в живых нет уже, нам хотя бы знать, где труп зарыт! Мне эти сведения никто не предоставит, а вы узнать можете. Очень тебя прошу – пойди навстречу. А я, что от меня зависит, всё сделаю. Если надо, сам на машине их отвезу туда и обратно.

Начальник розыска не торопился с ответом. С одной стороны, их функциональные обязанности предусматривали проведение проверки мест временного и постоянного содержания задержанных преступников на предмет нахождения разыскиваемого среди них, а выдвинутое чеченцем предложение предоставить свои услуги давало хоть какую-то, но гарантию от возможного подрыва. С другой же стороны Лазебный прекрасно понимал, что скорее всего пропавший племянник если и был задержан нашими силовиками, то никак не беспричинно, а при наличии информации, указывающей на его причастность к бандитам. Посылать же ребят в сложившихся условиях означало подвергать их повышенному риску, и проще было бы ограничится направлением курьерской почтой запросов в известные адреса, а там сидеть спокойно на месте в ожидании ответов. Капитан в раздумье посмотрел на заждавшегося выезда розыскника. Глаза Бурлакова излучали сплошное нетерпение и было понятно, что отказ заявителю в его просьбе Ивана явно не обрадовал бы. «А может, всё же послать? – подумал Фёдор, переведя взгляд на сидящего рядом Велиева – Вон и Глебу надо по убитому бойцу в город ещё раз съездить, а это как раз по пути будет».

– Ну что, мужики, поедете? – обратился он к двум друзьям, для себя уже определившись в решении и, получив утвердительный ответ, скомандовал – Тогда собирайтесь. Сегодня обговорю поездку с начальником, даст добро – завтра в девять выезд.

Как и было обусловлено, ровно в девять к комендатуре на своей «шестёрке» подъехал заявитель. Увидев его в окно кабинета, Лазебный кивнул ожидавшим операм:

– Ваш здесь уже.

Кроме Бурлакова и Велиева в поездку напросился и Гривенко. Андрею также до смерти надоело продолжительное сидение на месте, и он решил снова воспользоваться возможностью сменить обстановку хотя бы на день.

– Патрон в патронник будешь досылать? – спросил у Велиева Иван, замедлив шаг у самого выхода из кабинета.

– Конечно! – отозвался тот, перехватывая автомат с плеча в руки – И в автомате, и в пистолете. Кто знает – может, нас ждут уже в обусловленном месте. Им и пленные в качестве обмена на своих пригодятся, да и трупам нашим вполне обрадуются.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Бурлаков, тоже передёргивая затворы – бережёного Бог бережёт.

Андрей словно и не слышал разговора товарищей. Даже и не думая следовать их примеру, он молча прошёл мимо. «Мужики в возрасте, а до сих пор в войну играют!» – подумал он беззлобно и, обращаясь к курившему в стороне охраннику, прокричал:

– Открывай ворота, не то вместе с ними сшибём!

Через минуту выехали. Чеченец оказался разговорчивым и на вид довольно добродушным человеком. Посетовав на разбитость дорог, он вспомнил довоенное благоустройство республики, и принялся в красках описывать процветание и братскую дружбу всех проживающих тогда здесь народов. Велиеву при его деферамбах живо вспомнились рассказы служивших здесь офицеров и проживавших некогда в Чечне русских переселенцев. Имея своё мнение по данному вопросу, он решил направить разговор в другое русло:

– Самое главное Тахир в том, что женщины у вас теми же остались. Любо дорого посмотреть на них: на люди телеса не выпячивают и вообще о скромности не забывают.

Под усами чеченца едва заметно проскользнула довольная улыбка, но с приведёнными доводами он согласился лишь отчасти.

– Это раньше было, до войны. И теперь, конечно, порядки у нас эти удерживаются, но не всегда. Народ к спиртному всё больше приобщается, да и женщины уже не в такой строгости держатся. Здесь, в сёлах, это не так заметно, а в городах иначе. Там людей много, все перемешаны и традиции строго не соблюдаются. Юбки у женщин покороче и в общении попроще. Но скоро и здесь то же самое будет, всё к этому катится.

– Когда это будет ещё! – возразил сидящий рядом Иван – Пока что мы другое видим: бабы на улице если и появляются, то только с тачкой в руках. Таскают эти бидоны с водой целый день от малой до старой. И с парнями девчонки интересно общаются – встанут на два метра друг от друга и разговаривают так целый час. У нас к забору с одной стороны школьный двор примыкает – так там после занятий место свиданий по вечерам. Смотрим на них и угораем со смеха. Наши бы шлюхи с первой же минуты взасос целовались бы да с колен не слазили, а ваши – не то что обнять там или поцеловать – подойти друг к другу вплотную боятся!

Тахир снова усмехнулся и вдруг свернул с трассы на уводящую влево просёлочную дорогу.

– Я небольшой круг дам. – пояснил он – Впереди село вахаббистское, с вами там опасно появляться.

Возражений ни от кого не поступило и водитель, после преодоления целого ряда заполненных лужами рытвин, продолжил разговор:

– Вахаббисты эти на нашу голову взялись откуда то. Никто раньше и не слышал о них, сейчас же столько их стало, что и не знаю, кого больше – их или мусульман!

– А они разве не мусульмане? – подал голос заёрзавший на заднем сиденье Андрей.

– Какие из них мусульмане! – обиделся Тахир и, помолчав, пояснил – Секты свои порасплодили повсюду и молодёжь в них завлекают. Доллары, часы золотые дают, на другие блага всякие ловят. А затем время проходит – счёт им предъявляют: давай к нам или долги с тебя потребуем. Многих распущенность их привлекает. Они по таким законам живут, о которых в Коране и речи быть не может. Сволочи! Мы ведь уже задавили их почти перед второй войной, а тут ваши в Чечню снова вошли. А ведь для того, чтобы справится с ними, достаточно было нам всего лишь боеприпасами помочь да оружием! А так что получилось? Русские войска ввели и снова все против них объединились…

Тахир замолчал, поймав себя на мысли, что с последней фразой он поспешил. И хотя фраза эта из всего сказанного одна лишь в полной мере отражала все испытываемые им чувства, откровенничать с русскими на эту тему не стоило.

– Так значит, у вас вахаббитов тоже не терпят? – словно не расслышав последних слов, уточнил Иван для возобновления разговора.

– Ещё как не терпят! Они при Басаеве такие порядки наводить начали, что люди боялись на улице лишний раз появится. Поймают выпившим кого – изобьют до полусмерти и в зиндан бросают. Водку достать только с большим риском можно было, прямо как в старину лет на сто откатились. Понасоздавали штабов своих повсюду, активистов понабирали и смотрели, чтобы Коран от буквы до буквы соблюдался. Вы ведь знаете, как мы к водке относимся, но бывает и такое, что и выпить допускается – все люди ведь! Да и времена то теперь другие, не те уже. А эти до чего