Ей так отчаянно хочется быть героем, скорбящим спасителем, который пересиливает слезы, чтобы восстановить справедливость в отношении Кришны. Она так сильно хочет этого, что не может остудить пыл и подумать. Словно актриса, Роми приняла позу и ждет своего выхода на сцену. Она сказала мне, что много читала о системе правосудия и не может полностью положиться на собственные глаза, поскольку предрасположена к сентиментализации происшествий со своим участием. Я пожелал ей верить в себя и в систему.

Роми возразила мне заявлением о природе наблюдения и восприятия и ее неуверенности в возможности для себя принять активное участие в юридической процедуре без понимания степени своей вовлеченности. Я заверил ее, что о каких-либо последствиях говорить еще рано.

— Роми, — сказал я, понизив голос, — ты всего лишь свидетель, мы сейчас на предварительной стадии, и твоего опознания этого человека определенно недостаточно. Так что не беспокойся. Сегодня ты просто помогаешь мне. Ты не можешь упрятать кого-либо за решетку. Итак, который из них он?

Роми втягивает щеки.

— Э… — Она выдерживает убийственную паузу и выдыхает. — Э… Его здесь нет.

— Подожди минутку.

— Я узнала бы его, если бы увидела. Я бы узнала.

— Ты сама недавно сказала, что твои воспоминания окрашены эмоциями.

— Правильно. Но это не имеет никакого отношения к тому факту, что его здесь нет. Он был крупнее, чем эти парни, и выглядел печальным и как будто одиноким.

— Это и есть, по всей вероятности, проецирование на него твоих собственных чувств.

— Нет, — перебивает она. Уверенно. Решительно. — Поверьте, я долго его видела и хорошо рассмотрела.

— Ты принимала тогда нейростимуляторы? — Ее щеки вспыхивают. Осторожно, Эгги. — Извини. Я просто хочу, чтобы ты не торопилась. Знаю, у тебя защита, ты перенесла стресс, потеряла Криша. Сейчас ты в таком положении, когда можешь позволить себе расслабиться. Не спеши. Мы подождем, сколько потребуется. И, знаешь, я могу поговорить с твоим профессором, чтобы тебе, если будет нужно, дали дополнительное время.

Она смотрит в комнату, где выстроились мои бородачи, но там происходит что-то странное. Один за другим они гуськом выходят из помещения. Я бегу к двери и едва не натыкаюсь на стоящую там Стейси.

— Эгги. Как уик-энд? Забавляешься?

— Стейси. — Что она успела услышать? Что ей известно?

— Как насчет того, чтобы зайти в мой кабинет? Ты ведь расскажешь мне, что за игры тут устроил? Уверена, это куда важнее, чем Сонни и его бейсбол.

Ти-бол[48].

— Конечно, кэп.

Стейси поворачивается, а я не могу смотреть на Роми. Комната, где только что стояли бородачи, опустела. Надежды нет. Мысли разбегаются, и мне их не собрать. Что я скажу? Как буду защищаться?

Роми смотрит на меня во все глаза.

— Это ваш босс?

У меня прихватывает шею, но прихватывает с другой, чем тогда, в «Билтморе», стороны. Там еще была надежда.

— Можно и так сказать.

Роми улыбается.

— Мне нравится, что вы отчитываетесь перед женщиной. Настраивает на позитивный лад в отношении всего этого.

У себя в кабинете Стейси убивает меня взглядом. Оказывается, мой Бородач — жертва домашнего насилия. На конференцию он пришел в поисках своего бойфренда. Несколько раз жаловался на жестокое обращение. В ночь смерти Криша его даже не было в Провиденсе, он находился в больнице в Уорэме.

Что он делал на посвященной Лавкрафту конференции, если живет в Уорэме? Он нашел бейсболку в машине бойфренда и послушался внутреннего голоса.

Закончив, Стейси поднимается и открывает дверь.

— Эгги.

— Знаю.

— Неужели? Забудь.

Иду к машине, стараясь не смотреть на коллег. Но чувствую на себе их взгляды поверх компьютеров.

Отвергнуть все, что было сегодня, невозможно. Все эти фанаты Лавкрафта с их зубастыми улыбками, с постоянным распахиванием дверей, все эти милые, такие пассивные, такие сентиментальные и добросердечные, как Ло, люди увлечены одним: Насилием. Кровищей. Невинным людям нравятся темные штучки. Это не какая-то заумь, это закон притяжения противоположностей.

Сажусь в машину и смотрю видео, где Бородачу надирают задницу. Смотрю и понимаю. Никакой он не наркодилер, а гребаный щенок, фанат Лавкрафта.

Истина открывается мне, как мальчишке в школьном дворе. То, что знала Стейси. То, что знали они все, весь участок. Возможно, я ошибался. Возможно, Бородач, милый, тихий, неконфликтный, пропустил сегодняшнюю конференцию, потому что остался дома залечивать раны. Мне нужно прекратить поиски. В такие моменты и принимаются подобные решения. А потом можно перемотать видео и посмотреть его снова.

Джон

В порыве смелым быть легко, но я остыл и пропустил всю лавкрафтовскую конференцию. Приехал, но в зал не вошел. Не решился.

Сейчас доктор Ву стоит возле черной машины. Она вот-вот войдет, потом уедет, и получится, что я потерял целый день, просидев здесь впустую и даже не попытавшись ни взять под контроль свою жизнь, ни найти выход из этой путаницы.

Я выхожу из машины, и по коже снова как будто пробегают сотни крохотных ножек. Снова то же знакомое ощущение, что кто-то скрытно наблюдает за мной. Оборачиваюсь, кручу головой — никого.

Сосредоточиваюсь на дыхании, дышу медленно и ровно. Надвигаю на глаза бейсболку. Я — Провидение. Иду к ней. Доктор Линн Ву — крепкая миниатюрная женщина, от которой пахнет черной лакрицей и каким-то необычным шампунем. Трогаю ее за плечо.

Она поворачивается. Улыбается.

— О, а ты тот еще красавчик.

— Можно вопрос? Насчет «Ужаса Данвича»?

Доктор Ву смеется.

— Мы не успели охватить что-то за два часа семинара?

Она пытается быть доброжелательной, но я принять ее любезность не могу. Мне нельзя смотреть на нее, так что приходится смотреть сквозь. Подавить все чувства. Сосредоточиться.

— Что, если бы Уилбура смогли исцелить? Уилбур мог измениться. Люди меняются.

— Люди — да. Иногда. Монстры — никогда.

— Но если бы его смогли вылечить, вернуть?

Она смотрит на меня внимательнее. Думает о чем-то.

— Милый, мы встречались? У тебя знакомое лицо.

В груди становится теплее. Я качаю головой.

— Не думаю.

— Что ж… Уилбур потому так быстро рос, что был человеком лишь отчасти. Когда он умирает, крови нет. Он буквально сверхъестественное существо.