прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни, то есть — какими они сами себе всегда казались, несмотря на всё время стареющее тело, сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские — затейники! — подмигнул Ликий. — Им приходится казаться тебе красивой самкой.

— Так они мёртвые, что ли?

— Смерти нет, — усмехнулся над ним Ликий, — это суеверие. Ты слышал про Христа? Он это наглядно доказал, явившись уже после того, как его физическое тело убили, истыкав копьями. Временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

— Такие, как Он, это уже умеют?

— Да и Кришна приходил прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело, мы — больше. Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли, что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией, которую мы выделяем при виде самки.

— Как слюну — при виде пищи? — начал понимать Ганеша.

— Это — самое мощное излучение!

— Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

— В том числе. Всё течёт, всё изменяется, — продолжил отстранённо вести свой пассаж Ликий, — из одного наивного существа — в другое, более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Ликий рассказал им одну историю.

Как однажды он встретил в ближайшем к нему магазине своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

— Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытаясь все их немедленно повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Доказывать самим себе, что нас не берут годы. За шиворот. И не дают пинка. Постепенно заставляя сгибаться, как стариков, под тяжестью напрасно прожитых лет и невыполненных обещаний. Прежде всего — самому себе. Поэтому…

Каждый день таская к нему в студию всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля резко кончились деньги. И он с грустной улыбкой ушёл в моря. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлсон, помахав на прощание лопастью ладони.

А Ликий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, гулящих девушек и самых что ни на есть и пить горячительных напитков, если удавалось привлечь к себе их внимание. И подстрекало его пойти работать. Чтобы начать удовлетворять его всё возрастающие потребности. «Эту «дурную бесконечность», — понял он. А это Ликию уж совсем не нравилось.

И он тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил через пару дней мучений (после утренних «происшествий») жесточайший распорядок дня. Комендантский час, ровно в десять вечера ложась в постель, насильно закрывая уставившиеся в темноту глаза и заставляя себя спать. Полностью выключая ум, наблюдая дыхание. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавших перед его взором лозунгами с призывами стать как все — объединившиеся в едином порыве к самкам пролетариями! И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли вернулся в давно уже накатанную колею — есть один раз в день, перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным, которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив поутру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» в благое русло.

И когда через год приятель, наивно думая, что Ликий его лучший друг, с полными карманами денег по уже протоптанной дорожке снова к нему явился (замирая от восторга!), Ликий был неожиданно к нему сух. Ел мало, то и дело отказываясь от предлагаемых ему яств. Пил тоже весьма неохотно. А гулять с девицами и вовсе стал отказываться.

— Да ты что? Жизнь одна! — не понял приятель. — И нужно отрываться!

— От кого?

— По полной!

— Это у тебя она одна, — усмехнулся над ним Ликий, — когда ты с морей приходишь с вытаращенными на мир глазами.

— Как красный окунь, которого подняли в прилове с морских глубин?

— Одноразовая, — без тени улыбки продолжил распекать его Ликий. — А я-то живу тут всегда. Поэтому и надо жить так, как живёшь всегда. В соответствии с тем образом жизни, который у тебя уже сформировался. Несмотря на попытки небытия выбить тебя из колеи.

— Небытия? — не понял приятель.

— Это у тебя там питание строго по распорядку, — попытался объяснить Ликий. — Больше чем в миску положат, не съешь. А мне потом очень тяжело себя в норму возвращать. Чем больше кормишь тело, тем больше еды оно просит, автоматически вырабатывая уже каждый день необходимую для её расцепления химию, понимаешь?

— Раздуваясь, как морская собака, — кивнул приятель. Вспомнив, как пинал их по палубе вместо мячиков обратно в море, пока они ещё живы.

— А когда его кормишь мало, тело постепенно как бы смиряется и привыкает есть то, что ему дают, — продолжил Ликий. Нести всю эту ересь.

— На большее уже и не рассчитывая?

— Наоборот, отвергая уже излишества. Кто меня потом кормить будет, когда ты снова в рейс уйдёшь?

— Так пошли со мной, в море! — подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. — Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!

— Нет! — отрезал Ликий. — Работа — это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более грешен ты, тем тяжелее твоя работа, данная тебе в наказание за твою неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне, как у тебя. Так сказать, приучая тебя к порядку, как собаку Павлова.

— Ты хочешь сказать, что я — животное? — возмутился приятель.

— И я — тоже, — примиряюще улыбнулся Ликий. — Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь на нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и не пробовал его сознательно ограничивать и контролировать. И потому всё ещё и живёшь для того, чтобы быть у тела на побегушках. Как другие полу животные, которые пытаются въехать в животный рай на твоём горбу, — намекнул Ликий на приглашённых к нему девиц. Откровенно над ними посмеиваясь, когда те начали это замечать. — Нужно становиться цивилизованным! Именно сознательное