похитил её по обычаю горцев, это Смех ещё мог бы хоть как-то понять и внутренне смириться, утробно усмехнувшись, понимая, что задорные вершины славы ему пока ещё недоступны, но и — публично изнасиловал!

— Нарушив все обычаи горцев!

— Ведь она звучала только в кельи текста, возносясь к своему создателю, но никак не на слуху у публики.

— Не желая участвовать в этой групповухо!

— Как и любая затворница от посторонних глаз в хиджаб контекстуальных связей со своей роднёй — предварявшими её приход в этот мир фразами. Дождавшись от публики лишь жидких, как детский стул, аплодисментов.

— С непонятным послевкусием.

— Сколько бы тот её ни повторял. Задорно поворачивая с боку на бок её безжизненное уже тело.

— На глазах у всех!

— Покончив с собой, как только тот задорно попытался её продать на этом невольничьем рынке, как свою.

— Рабыню?

— Задорный скоморох и не ожидал от неё, что она окажется настолько верной своему настоящему господину. Которому пришлось из-за этого скомороха вырезать её из контекста, как аппендицит, и наложить на текст швы. Да и вообще поместить этого больного в самый конец палаты, опухший в ожидания дебюта!

Хотя, конечно же, Ганеша и сам кое-что у Ганимеда присвистнул, неспешно прогуливаясь по шумным летним бульварам его рассказов, беспечно засунув руки в карманы глубоких смыслов. Непринужденно посвистывая и черпая в свою речь его резкие, как забористая брага, терпкие образы. На то он и Ганимед — виночерпий Зевса!

— Так вы уже были на моём концерте? — пошёл в атаку Ганимед.

— Уже сто раз! — усмехнулась Елена.

— Ну, а ты? — спросил он у Креусы и сделал музыку совсем тихо, чтобы она поняла, что он именно у неё это спрашивал.

— Пока ни разу.

— Сходи обязательно! — поддержала его атаку Елена, чтобы та отстала уже от Ганеши. — Кстати, когда у вас концерт?

— Так надо спросить об этом у нашего арт-директора, — усмехнулся Ганимед, включив песню «Комета» чуть громче. — Который наконец-то «придёт и скажет: «Слёзы оботри-и-и!» — подпел он сам себе.

— Чего ты сам не сходишь и не договоришься? — вздохнул Ганеша, сделав посвященную ему песню тише, которую Ганимед, «окольцованный горем, как суровый Сатурн», сотворил, пока «желтоглазое Солнце» бродил «в городе большом» Пусане.

— Так если я пойду к ним договариваться об этом сам, то они на меня посмотрят, как на нищеброда, который у них что-то вымогает. А вот если к ним заявится наш арт-директор, тем более — весь такой умный и деловитый, то у них сразу же появляется к нам совсем другое отношение. А соответственно и — оплата труда. Уже понимая, что и арт-директор тоже в доле. Компанэмэ?

— Да панэмэ, панэмэ, — усмехнулся Ганеша. — Куда деваться? От твоей компашки. Так куда и когда идти?

— Креуса, куда бы ты хотела пойти бесплатно на мой концерт?

— Пошли в «Метро»!

— Когда сходить?

— Это ты у девушек спроси. Когда ты хотела бы туда сходить?

— Как можно скорее!

— Только пусть музыканты добираются теперь сами, — сразу же предупредил он Ганимеда, — чтобы мне не пришлось снова за вас краснеть, если вы опять не сможете все собраться. Как в тот раз, когда мне пришлось краснеть перед арт-директором кафе «Забриски Пойнт» за то, что Ил не смог тогда подмениться на вахте, и выступление из-за него не состоялось. Так что мне стыдно было туда уже снова появляться. И меня из-за вас узнали там не с лучшей стороны. А там так потрясающе готовят! Помнишь, я хотел организовать там ваш концерт? И пошёл туда на свой день рождения — в разведку боем — со своей двоюродной сестрой Читой и её подружкой Нелли. Так Нелли, узнав о том, что я бросил есть мясо, специально заказала мне фаршированные баклажаны. И я даже не почувствовал в них вкус мяса! Представляете? А Нелли так смеялась над тем, что я этого даже не заметил! И только поэтому не стал заказывать ещё порцию, как уже хотел. Я сказал ей, что готов потратить там ровно сто долларов. И Нелли постоянно себя сдерживала. Я дал ей понять, что пока она не моя девушка, мой бюджет для неё будет жёстко ограничен.

— И что, это помогло? — усмехнулся Ганимед.

— Нет. Хотя я брал её и Марго даже в сауну. Но они только помылись, порезвились со мной в джакузи и покатались зачем-то по очереди на велотренажёре. И я решил больше никуда её не приглашать. По крайней мере — с Марго. И позвал Нелли, когда та осталась у неё ночевать, на следующий же день к Браткам на их день рождения. Где громадный Птолемей, ну, вы все его знаете, вокалист и гитарист из группы «Легион», в которой Полидевк играл тогда на гитаре, громогласно объяснил ей, что такие расфуфыренные особы из Трои, как она, конченные оторвы, которые только и бродят там по ночным клубам в качестве «ночных бабочек». «Почему ты меня от него не спас? — спросила меня Нелли, через полчаса вырвавшись из кухни. — Что, не мог позвать? Я же столько раз на тебя оглядывалась. Чего ты толкался в коридоре и хихикал?» «А почему я должен был тебя от него спасать? Ведь ты же не моя девушка». «Я думала, что ты мне друг!» — заявила она обиженно. «Я ни с кем не дружу, пойми. Ты ошиблась в выборе четвероногого друга, на котором собралась ездить. Когда я вижу красивую девушку, то ни о какой дружбе не может быть и речи! Поняла?» «Ну, это ты так думаешь, — ответила она, — а я сразу же делю парней на тех, с кем сплю, и на тех, кто мне просто друг». «Хорошо, завтра же я отвезу тебя домой. И дружи там, с кем хочешь». Так она потом ещё долго сестре названивала: «Почему твой брат мне не звонит и никуда не приглашает?» Вызывая у Читы лишь дикий смех, когда она передавала мне её слова.

— Всё было так печально? — усмехнулась над ним Креуса.

— А когда я неделю назад позвонил тёте Ганге, то сестра рассказала мне, что Нелли тоже не теряла времени даром и заработала за полгода целых пять тысяч долларов во время работы в Корее в хостесе, по ночам подрабатывая в хостеле.

— Кем это? — заинтересовалась Елена.

— Прости…тут… — усмехнулся Ганеша, — я тебе об этом не скажу.

— Так и что ты ответил своей сестре? — усмехнулся Ганимед, сходу поняв о …кой он говорит.

— «Вот глупая!» «В смысле? — не поняла Чита. — Сейчас все так делают. Тем более что она такая смазливая». «Да сказала бы мне