– Хозяин! – задыхаясь, еле вымолвил Хмырь. – Девка зашла в лавку к Саиду!

– Где она сейчас?

– Там же! Не знаю! Я бегом к тебе, хозяин! Сразу же…

– Молодец! И заткнись! Дай подумать…

Хотен отвернулся к окну. Подумать было о чем. Девка могла быть послана к Саиду с новостью про поход на Новгород, запущенной Петром Бориславовичем, однако с тем же основанием можно предположить, что ей приказано вызвать персиянина к Белушевне. Шла довольно беспечно, пританцовывала… Сие еще ничего не означает, коли речь о безмозглой девке. Если ее сейчас схватить – и окажется, что она не передавала Саиду весть о новгородском походе, вся хитроумная задумка может сорваться…

А вот и сама наша девица-красавица появилась. Теперь шаркает сапогами по снежной корке, себе под ноги смотрит, будто монетку надеется найти. Знать, не подарил тебе Саид ничем, а должен был бы поблагодарить, если бы важную весть принесла…

– Хозяин, уйдет же! Я побежал, а? – и Хмырь сапогами на месте затопал. – Еще успею поймать!

– Пусть уходит, – повернулся Хотен к холопу и ухмыльнулся в его красное, распаренное лицо. – Не схватишь ты ее, и полапать по дороге, как надеешься, не выгорит у тебя. А мы тут еще подождем.

Хмырю не удалось девку мимоходом потискать – не велика беда, переживет. Худо, если ошибся он, емец, и сам себя перехитрил. Да не в девке, в конце концов, дело! Все упирается в Белушевну, вот в кого. Если бы она передала весть девкой, сие означало бы, что княгиня-венгерка есть сознательная соучастница Саида-лазутчика, а в сие поверить трудно… Хотя… Любопытно узнать, имеются ли у князя Юрия доброхоты среди венгерских банов?

– Смотри, хозяин! – ахнул у оконца Хмырь. – Ишь, какой пышный!

Хотен оттолкнул холопа. Слава богу, это Саид! Саид уже подъезжал к красному крыльцу терема. С шелковой чалмой на голове, в зеленых сафьяновых сапогах с загнутыми носами, в крытой аксамитом роскошной шубе, он походил бы на восточного владыку, а не на купца, если бы не сопровождал его один-единственный скромно одетый персиянин средних лет на муле и с чересседельными сумками, небось, тот его второй, оставшийся во Владимире приказчик. У Хотена от души отлегло. Вон он, важный тетерев – чванится, вытягивает короткую свою шею, чуфыскает, вызывая соперника на драку, а сам вот-вот наступит на петлю. Не замечает, что деревце давно согнуто, не знает, что еще шаг – и повиснет он, глупо гогоча, в воздухе вниз головой, за мосластую ногу зацепленный.

– Все, здесь нам…

– Хозяин! Там Соломина!

И в самом деле, это Соломина меряет длинными ногами площадь. Любопытно, что скажет. А вдруг… Снова топот.

– Боярин, тот конюх Мачешичев, Чах, он ни с кем не говорил. Возле бочки умостился, пиво сосет…

– Понятно. На будущее запомни, что пиво он покупал – не немой же… Весть на словах или грамотку мог и пивному сидельцу передать. Ну, мужи, нам тут делать больше нечего. Только дичь спугнем. Поехали к гостю Карпу. Радко там без вестей, небось, совсем уже извелся. Ты, впрочем, Соломина, тут останься, присмотри за теремом князя Владимира. Чашник Бородавка со двора еще не выходил, а буде выйдет, проследи, будь другом, куда пойдет.

Чтобы не спугнуть дичь, Хотен, через площадь переезжая, даже и не смотрел в сторону Владимирова терема-теремка. Беспокоило его в сем розыске, что вынужден доверять помощникам, с сыскным делом вовсе незнакомым, а то и ему самому неизвестным, как люди Карпа. Зато, раскинув сеть, он сам устранялся от обязательной прежде беготни и получал возможность подумать. И надо сказать, голова его не преминула воспользоваться такой возможностью.

Новая задумка вполне созрела к тому времени, когда они с купцом дождались прихода Карпова соглядатая от Саида. От Радко пока мало было толку: с утра отдав дань замечательному пиву хозяина, он похрапывал, растянувшись на скамье.

Приказчик приоткрыл дверь, согнутым пальцем поманил к себе хозяина, а Хотен в нетерпении вскочил со скамьи и принялся мерить шагами горницу. Наконец, Карп возвратился.

– Не томи, Карп Сустугович!

– Поймалась наша пташка, боярин! Приказчику велено спешно собираться в Киев.

– И когда выезжает?

– Как все добрые люди, сразу после заутрени. Да и городские ворота ночью ему не откроют.

– Хорошо хоть, не прямо сейчас, – пробормотал Хотен. – Может, оно и неплохо, что ты своего человечка от меня прячешь. Однако и такой ведь расклад возможен, что ему придется быть в послухах. Узнай, а другой приказчик, что в Киев ездил, еще не вернулся?

Купец исчез и вернулся с ответом, что пока нет.

– Вели своему соглядатаю возратиться к Саиду и, если сможет, чтобы был во дворе его и крутился около ворот, чтобы нам сразу открыть. Саида я возьму на улице, когда домой из лавки пойдет. И своих людей с наблюдения не снимай. А я сейчас пойду докладывать великому князю. Пора.

Звонили к обедне, когда Хотен в сопровождении Хмыря подъехал к великокняжескому терему. Князь Изяслав, как оказалось, уже был в соборе. Хотен обнаружил его стоящим прямо перед солеей: тот как раз совершал земной поклон и поднимался с колен, когда Хотен вполголоса его приветствовал.

– Я не так часто бываю в церкви, емец, – проворчал великий князь, на него и не посмотрев. – И не люблю, когда мне мешают молиться.

– Извини, великий княже, но дело у меня наиважнейшее. Лазутчик выявлен. Я прошу разрешения выспросить княгиню Ирину Белушевну, а после сей беседы взять твоим именем гостя Саида-персиянина и двух его приказчиков.

– Завтра Вербная неделя, а я чту ее, емец! Ибо въезд Христа в Иерусалим напоминает мне главное и высшее в моей жизни событие – первый мой торжественный въезд в Киев как великого князя! Я и вербовую кашу ем на сей праздник, хотя и горьковата. Завтра нельзя ни пытать, ни казнить. Допрашивай только до заутрени, а там уж потерпи до понедельника.

– Не гневайся, великий княже, дозволь еще одно слово молвить! У меня задумка появилась. Однако, если ты ее одобришь, начинать нужно прямо сейчас.

– Говори, торопыга.

Хотен придвинулся поближе и зашептал в самое ухо великого князя:

– Верно ли я понимаю, что ты выступишь, как только князь Владимир Мстиславович приведет венгерское войско?

– Сие само собою разумеется.

– А не будет ли для тебя полезным, если князь Юрий Владимирович получит весть от своего надежного лазутчика, что ты пойдешь с венграми на Новгород? Для сего достаточно выпустить из Владимира приказчика Саида. А лазутчика взять сразу, как приказчик выедет.

– Отлично, боярин! Видишь, не ошибся я, назначив тебя советником! А вот ты сам не ошибся ли? Уверен ли ты, что сие именно Саид-персиянин? Впрочем, сейчас даже важнее, чтобы весть ушла в Киев, чем повесить лазутчика. Эка невидаль – вздернуть лазутчика! Мы ударим внезапно теперь!

– Я буду знать точно, только поговорив с княгиней Белушевной. Если она не сказала о новгородском походе Саиду, тогда позор на мою голову. А если сказала, я сажаю Саида на цепь в твоем подвале, великий княже, и согрешу уж в праздник, обыщу до последней пылинки лавку и двор персиянина. И надежен я, что вернется из Киева и попадет ко мне, как кур в ощип, тот первый Саидов приказчик, что отвез князю Юрию весть о венгерском войске.