было тут легче, чем подобрать лекарство. Сообщая о своих наблюдениях Сиснеросу, монахи дали только один практический совет: на Эспаньолу необходимо было срочно завозить африканских рабов, чтобы заменить ими истощенных таино.

Лас Касас был доволен, что его рекомендации наконец начали приносить некоторые плоды, но его конфликт с иеронимитами так никогда и не удалось сгладить. Проблему лишь усугубляло настойчивое стремление Лас Касаса доказать, что монахи не проявляли достаточного сострадания к таино и не желали удовлетворять их духовные и материальные потребности. Вскоре он решил, что сможет намного сильнее влиять на ситуацию, находясь при дворе, куда он и вернулся в начале июня[313]. Без помех добравшись до родины, он сразу же отправился в Аранда-дель-Дуэро на встречу с Сиснеросом, но здоровье кардинала ухудшилось. Ему было уже за восемьдесят, он был прикован к постели и страдал от болей. Сиснерос был слишком плох, чтобы принять Лас Касаса. Характерно, что в этой ситуации защитник таино решил, что ему нужно обратиться на самый верх и донести свое мнение непосредственно до Карла. Он уже собирался ехать к нему в Бургундию, однако проблема решилась сама собой: в сентябре 1517 г. Карл наконец решил посетить свои новые испанские владения, получив от своего дяди, Генриха VIII Английского, ссуду в 40 000 дукатов на покрытие дорожных расходов[314].

Вынужденный из-за плохой погоды высадиться на отдаленном побережье Кантабрии у Сан-Висенте-де-ла-Баркера, Карл со свитой из 200 сопровождающих медленно двигался к Тордесильясу, куда и добрался изрядно утомленным 4 ноября 1517 г. Там у него состоялась короткая встреча с его матерью Хуаной, которую он не видел более десяти лет. Получив от нее – по крайней мере, по его утверждению – разрешение взять на себя единоличный контроль над королевством, он без отлагательств освободил дряхлого Сиснероса от его обязанностей. Письмо от Карла было доставлено тяжелобольному кардиналу 8 ноября, и в тот же день он умер[315].

Спустя десять дней Карл триумфально вступил в Вальядолид. В последующие дни и недели его доверенные бургундцы были назначены на ключевые посты в правительстве, в то время как конкурент Карла инфант Фердинанд был спешно отправлен во Фландрию. Тем самым король оставил беспокойных кастильских дворян без потенциального символа своей борьбы. Ближайший советник Карла, сеньор де Шьевр, стал главным счетоводом Кастилии – эта должность была настолько прибыльной, что он продал ее герцогу Бехару за 30 000 дукатов. Жена де Шьевра и жена главного конюха короля Шарля де Ланнуа получили королевские лицензии, позволявшие им вывести из Испании 300 лошадей и 80 мулов, нагруженных драгоценностями и другими предметами роскоши. Тем временем шестнадцатилетний племянник де Шьевра стал архиепископом Толедо – преемником самого Сиснероса[316].

Лас Касас, быстро адаптировавшийся к смене власти в Кастилии, обратился с прошением к новому канцлеру Карла Жану Соважу, которого он удачно счел «в высшей степени замечательным, осмотрительным и способным человеком»[317]. Первоначально ему сопутствовал успех, и Соваж попросил его представить подробный меморандум о делах в «Индиях». Но 7 июня, вскоре после того, как Лас Касас отправил канцлеру набросок плана мирного обращения жителей северного побережья Южной Америки в христианство, Соваж умер от тифа. Хотя его смерть не вызвала особого сожаления в Испании, где за ним успела закрепиться слава прожженного взяточника, для Лас Касаса она обернулась прискорбными сложностями. Теперь, когда Соваж не мог ему помешать, Хуан Родригес де Фонсека быстро соблазнил де Шьевра щедрой взяткой, которая позволила ему восстановить свое влияние в Королевском верховном совете по делам Индий. Не заинтересованный как-то решать вопрос реформы, он начал выдавать много новых лицензий на экспедиции с целью захвата рабов. 18 августа он подписал документ, разрешающий губернатору бургундской области Бресс, фламандцу Лорану де Горрево, завезти в «Индии» 4000 черных рабов. Вскоре Горрево продал эту прибыльную привилегию главному счетоводу Торговой палаты Индий Хуану Лопесу де Рекальде, который, в свою очередь, перепродал ее генуэзским купцам. Фонсека также настроил короля против посланных Сиснеросом в Новый Свет иеронимитов, убедив того прекратить их миссию на том основании, что она не достигла желаемых результатов. Чтобы окончательно пресечь любые разговоры о реформе, Фонсека назначил губернатором Эспаньолы своего протеже Родриго де Фигероа. Он также предложил, чтобы помощником нового губернатора стал не кто иной, как сам Лас Касас, – несомненно, для того, чтобы убрать надоедливого священника подальше от испанского двора[318].

Лас Касас не поддался на уловку Фонсеки. Также он не очень расстраивался из-за прекращения миссии иеронимитов, которые, в конце концов, никогда не проявляли особого интереса к его предложениям. Более того, из своей переписки с красноречивым монахом-доминиканцем Педро де Кордовой он знал, что все планы иеронимитов пошли прахом из-за первой серьезной вспышки оспы в 1518 г. Таино не имели иммунитета к этой болезни, и ее последствия оказались разрушительными. Именно эта ситуация сделала потребность в черных рабах еще более острой. На тот момент Лас Касас не имел ничего против этой идеи, но он был потрясен бесстыдной продажностью Фонсеки и его соратников на фоне неуклонного сокращения населения Эспаньолы. Когда 10 сентября 1518 г. Фонсека издал указ, даровавший каждому бедняку Испании право переселиться в Новый Свет и обещавший им бесплатный проезд, лекарства, землю, животных, семена и двадцатилетнюю отсрочку выплаты любых налогов[319], Лас Касас обратился к Адриану Утрехтскому, который уже был кардиналом и великим инквизитором. В пугающих подробностях он пересказал ему все, что узнал от брата Педро относительно продолжающегося жестокого обращении с таино[320]. Лас Касасу не потребовалось много времени, чтобы заручиться безоговорочной поддержкой старого наставника Карла, и тот добился для Лас Касаса решения о сохранении за нищенствующими орденами исключительных прав на участок континентальной суши, простирающийся от залива Ураба до острова Маргарита и известный как Кумана. Лас Касас, не теряя времени, отбыл из Сарагосы, где пребывал двор Карла, чтобы убеждать людей в различных приходах Старой Кастилии оставить свое нищенское существование и перебраться в Новый Свет. Он вернулся в Сарагосу в октябре 1518 г., набрав, к большому удивлению Фонсеки, 3000 добровольцев. Лас Касас хвастал, что это число можно было бы легко утроить, если бы он не опасался возможной реакции местных аристократов, которые были глубоко возмущены тем, что у них уводят дешевую рабочую силу[321].

Но в начале 1519 г. эти многообещающие начинания на время отошли в тень. Заручившись согласием арагонских кортесов признать его королем, Карл направился в Барселону, но в Лериде до него дошла новость, что его дед, император Максимилиан I, умер 12 января. Произошедшее меняло все, поскольку Карл имел все основания претендовать на императорский престол. Это, однако, отнюдь не было решенным делом, поскольку желанный титул был выборным и три других кандидата – французский король Франциск I, Генрих VIII Английский и курфюрст Саксонии Фридрих III – также активно претендовали на корону Священной Римской империи. Лидером гонки был Франциск, поддерживаемый папой Львом X, которого явно беспокоила неприятная перспектива заполучить в качестве императора Карла, уже являвшегося королем Арагона и, следовательно, всей Южной Италии, Сицилии и Сардинии. Франциск заручился поддержкой пфальцского курфюрста и архиепископа Трира, а также предлагал заманчивую сумму в 300 000 гульденов в качестве подношений другим выборщикам. Но Карл был полон решимости бороться до конца. К этому его упорно подталкивали многие из ближайших советников, в том числе тот человек, которого он недавно выбрал в качестве преемника Соважа на посту великого канцлера, – Меркурино Арборио, маркиз Гаттинара. Назначение этого государственного деятеля, имевшего смешанное бургундско-пьемонтское происхождение, означало радикальный отход от профранцузской ориентации Соважа и де Шьевра. Едва известие о смерти Максимилиана дошло до испанского двора, как Гаттинара ухватился за недавно открытые «Индии» как за убедительное свидетельство в пользу растущей веры, что Карл станет, как он выражался, «последним мировым императором»[322].

Идея была не нова. Недавно обнаруженный документ