уже ничего не просит, только плачет: согрешил я, больше недостоин называться твоим сыном. Уже и голод забыт, и дурацкий план «стану наемником и наемся» тоже.

Потому что порыв отца воскресил любовь в сердце сына, а перед этой любовью и стыдом от сотворенного померк даже голод. Отец покрывает его своей любовью, а сын плачет под этим покровом, ничего уже не прося, просто признавая себя виновным. Покаяться теперь важнее, чем насытиться.

А Он не просто помилует – Он даст все, что у Него есть: простит, и насытит, и оденет. И не допустит никакого нашего унижения, даже если мы его помышляем в качестве расплаты за грех и за скудные блага, как помышлял блудный сын, готовый в уплату за кусок хлеба на стыд батрачества и перед отцом, и перед братом, и перед слугами, и перед соседями.

Не нужно Ему ни слез наших, ни унижений.

Ему нужны только мы под Отчим кровом.

Жалость и справедливость

…И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его (Лк. 15:20).

Мне бесконечно нравится в этой фразе слово «сжалился». Вся справедливость отцовская не устояла перед видом бредущего к нему несчастного провинившегося сына, хотя тот заслуживал, будем уж честны, как минимум хорошей порки, а вообще-то и действительно отлучения от родства. Можно было в шею прогнать: что сам себе избрал, туда и иди.

Это было бы по-человечески справедливо.

Но страдания сына-грешника, его лохмотья, его пусть самые-пресамые заслуженные слезы невыносимы любящим глазам отца. Вина забыта, осталось только сострадание и желание обнять, поднять, обогреть, накормить. Избавить и от мук совести, и от телесных мук. С избытком дать все, чего ему не хватает, от еды до любви.

Вернуть сыновнее достоинство. Восполнить все, что тот потерял. И еще пир закатить, чтоб не просто «ну пришел – заходи, так и быть, мы все забудем, но веди себя теперь прилично», а чтоб было много радости и никаких попреков.

Мы в Его прощении ищем помилование и избавление от наказания, а Он дает и милость, и радость, в которой нет места никакому ущербу и никаким последствиям греха.

Мне кажется, это очень хорошо объясняет, как сочетаются милосердие Божье и Его справедливость.

Пока грешник пребывает вдали от Отца, пока не обращается за милостью, пусть и в таком куцем, урезанном варианте, в котором думал обратиться блудный сын, над ним Его справедливость. Она состоит не в каре за грех, а в том, чтобы оставить грешника с последствиями греха, не изымая его из-под этих последствий.

Это не кара; карой были бы намеренные мучения там, где возможны другие варианты. Например, оставь тебя Бог в покое – и тебе будет хорошо, а Он нарочно делает тебе плохо.

Но если ты не желаешь милости и желаешь остаться со своим грехом, если грех тебе дороже всего остального, то ничего, кроме последствий твоих же безумств, тебе и не остается. Господь просто не встает между вами и тебя не прикрывает. Ешь полной ложкой, может, осознаешь, что было не так в твоей логике.

Но эта справедливость не для не того, чтобы грешник просто бессмысленно страдал от последствий своих деяний. Она для того, чтобы ему одуматься, как одумался, получив своими же грехами по лицу, блудный сын.

Справедливость Божья – ради разделения греха и грешника, осознания того, что есть я, а есть мой грех.

Иными словами, справедливость Божья – всегда инструмент для обращения грешника: она длится ровно до тех пор, пока мы не попросим Его встать между нами и последствиями наших грехов. А милосердие – Его подлинное желание обойтись с нами. Он хочет защитить нас от последствий нашей дури – и защищает: только признай дурь и отвергнись ее.

Отец, думая о сыне в стране далече, не лишал его своей любви. Он не охладел к сыну, не оставил равнодушно разбираться с последствиями собственных осознанных грехов и собственного свободного выбора: мол, «что Мне до того, смотри сам». Он ждал обратно, не оставляя ни памятью, ни тревогой. Благодать, как сила Божья, не покидает человека, даже когда человек остается лицом к лицу с последствиями своих грехов.

И эта благодать дает силы вернуться.

На иврите покаяние – тшува – буквально значит «возвращение».

Грех – в первую очередь не оскорбление Бога, а расставание с Ним, а расставание можно исправить и восполнить только возвращением.

Грех, конечно, и оскорбителен тоже: требование младшего «отдай мне, что мне причитается» – это примерно «давай считать, что ты уже умер, я взял свое наследство и пошел». Это очень оскорбительно и обидно. И, конечно, дает отцу право и сына своего взаимно считать умершим.

И это правда. Ушедший сын действительно мертв. И если отца он «убил» своей волей, то сам мертв не по ответному желанию отца, а исключительно по последствиям собственной глупости.

«ибо этот сын мой был мертв…» (Лк. 15:24)

Но отец не оскорбляется, и смерть сына его ранит, а не удовлетворяет совершенной местью. Его не терзает уязвленная гордость и желание «восстановить попранную честь».

В нем нет мстительного чувства, он не ищет, как бы поквитаться. Поступок младшего сына не наносит ему ущерб, который возмещался бы таким образом: ты мне сделал больно – я тебе сделаю больно и тем удовлетворюсь. Он ничего не хочет отнять в отместку, ничем ударить.

Наша боль и страдание ничего не возмещают Богу.

Возместить ему наш грех, то есть уход, мы можем только возвращением. Ничто меньшее Его не устроит: только мы сами – и только в Его объятиях. Не на коленях в унижении, не в лохмотьях, не в безысходных слезах – нет, только во всей полноте Любви, потому что Ему нужен человек, а не расплата.

Разговор во тьме

Притча о блудном сыне – еще и о трагичном неумении сорадоваться радости спасения, о безлюбовной глухоте и ожесточении сердца. Если прочитать всю главу, от начала до конца, то очевидно становится: притча-то не про младшего. Притча – про старшего. Про того, кто пронес чашу радости мимо губ, кто сам себя лишил немыслимого счастья, не разделив радости ни с отцом, ни с братом. Кто замкнулся в собственной скорлупе: «Мне недодали! Я праведник, я все делал как надо, а мне недодали».

Старший брат из притчи – буквально иллюстрация слов Павла, что не имеющий любви может все уметь и все делать, но не будет ему от того пользы (1 Кор. 13).

Христос в Евангелии призывает нас к со-радованию о спасенном. Господь Сам радуется и желает разделить радость. Пастырь, нашедший потерянную овцу, идет домой, «созывает друзей и соседей и говорит: “Радуйтесь со мной, потому