более безобидным, чем Себастьян Моран, но, возможно, я и ошибся… Как его зовут? – вдруг спросил он. – Человек, за которым он поручил тебе следить, кто он?

Хуберт мгновение помедлил, раздумывая, следует ли называть отцу это имя.

Хотел ответить: «Разве ты сам только что не сказал, что вопросов лучше не задавать?» – и убраться, пока не поздно. И не то чтобы он считал себя обязанным сохранить в тайне доверенное ему Джеймсом Мориарти, дело было в чем-то гораздо более важном. Что-то в нем самом подсказывало ему, что это не самая хорошая идея, что лучше бы положить конец этому разговору. К несчастью, Хуберт был слишком зол на себя самого, на отца, на Бизоньози и вообще на весь мир, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу.

– Малек Дворжак, – сказал он, подписывая этими двумя словами приговор им обоим. – Друг сердца принцессы Дарины.

XXVII

С раннего детства Эвелин училась самым разным вещам. Она выучила наизусть, что не следует подходить к разожженному камину или масляной лампе, когда на тебе юбка с турнюром или платье из хлопчатобумажной материи с рюшами, если не хочешь вспыхнуть, как факел. А еще она запомнила, что не стоит днем пользоваться духами с запахом лаванды и вербены, подаренными ей на пятнадцатилетие тетушкой Вайолет, потому что при солнце капли духов могут вызвать страшные ожоги кожи. Ее научили мастерскому подбору и сочетанию цветов в своем туалете, а также избегать тканей, при окрашивании которых применяется мышьяк. Объяснили ей также и то, что самые любимые ее цветы, синие нарциссы, выделяют при горении ядовитый дым. А благодаря печальному опыту ее подруги Пегги Маллиган Эвелин навсегда запомнила и то, что не всем, далеко не всем отшелушивающим кремам имеет смысл доверять.

Временами Эвелин Спенсер чувствовала, что женщины все время ходят по краю пропасти и любая крупная и при этом самая обыденная глупость запросто может трансформироваться в бедствие с совершенно катастрофическими последствиями. Это ощущение усугубилось после того, как молодожены въехали в комфортабельный особняк ее мужа в южной части Манхэттена после возвращения из свадебного путешествия по Европе.

Их пребывание в Карловых Варах все изменило. Что-то должно было вспыхнуть, подобно платью с рюшами, оказавшемуся слишком близко к огню, и не было ни единого шанса этот пожар потушить.

Она всего лишь терзалась вопросом, когда именно это случится, когда же упадет дамоклов меч, что повис над ее головой. Прибытие Монтгомери Поула, владельца отеля в Международном поселении Шанхая, где они имели несчастие остановиться всего на несколько дней, стало тем ответом, которого она ждала так долго.

О том, что еще случилось в Карловых Варах

Монтгомери Поул был совершенно прав: жителям Карловых Вар доставляло очевидное удовольствие делиться с приезжими любопытными историями из прошлого родного города. В особенности тогда, когда были шансы, что эти приезжие оставят им щедрые чаевые, как в случае с Джейкобом Спенсером и его юной женой. По дороге с вокзала до отеля, в котором они собирались остановиться, в самом центре города-курорта, извозчик без умолку болтал на английском, довольно ходульном, однако это обстоятельство его ничуть не останавливало. Эвелин слишком устала, чтобы обращать на его болтовню внимание: переезд из Рима был долгим и, учитывая жару, весьма утомительным, так что последние ее силы уходили лишь на то, чтобы не закрыть глаза и не заснуть. Ее никак не заинтересовала катастрофическая история о двух одновременно вспыхнувших пожарах, пережитых городом восемь лет назад. Ей было совершенно безразлично, что при этом дотла сгорела стекольная фабрика и что кто-то был арестован за попытку покушения на королевскую семью: единственное, чего ей хотелось, так это добраться до своего номера и принять ванну.

Джейкоб же, напротив, просто буравил спину извозчика блестящими от пробудившегося интереса глазами.

– Невероятно! – восклицал он, в высшей степени заинтригованный. – Я хорошо знаком с хрусталем марки «Гран-Панталеоне»: дома, в Нью-Йорке, у меня хранится несколько коллекций их продукции. Я знал, что фабрика закрылась, но мне никогда не приходило в голову, что причиной тому послужило нечто подобное.

Джейкоб пытался поймать взгляд Эвелин, ожидая, что ее эта история затронула не меньше. Она одарила его улыбкой, взяла его руку, положила ее себе на колени и нежно пожала. Всего несколько месяцев назад, в первые дни после свадьбы, Эвелин приходилось принуждать себя к этому жесту любви. Теперь же он выходил у нее вполне естественно. Джейкоб Спенсер был добрым малым, и Эвелин знала, что ей, принимая во внимание имеющиеся обстоятельства, досталась не самая плохая участь. Не она выбирала Джейкоба себе в мужья: брак ее стал результатом утомительного процесса отбора, в котором учитывалось множество факторов первостепенной важности, таких как социальное положение семейства Спенсеров и родителей Эвелин, общие предпринимательские интересы и восторженные отзывы о ее красоте, преодолевшие Атлантику. И все же Эвелин ощущала себя почти что счастливицей, сравнивая Джейкоба с супругами своих подруг. Джейкоб был ненамного ее старше, не обнаружил в эти месяцы особого пристрастия к спиртным напиткам либо к азартным играм и находился в хорошей физической форме. Кроме того, он обладал легким, добродушным характером. Шутка ли: он даже бросил курить сигары только потому, что она его об этом попросила.

За тот недолгий промежуток времени, в течение которого они вели совместное существование – сперва в Лондоне, где состоялась их свадьба и где они провели целую неделю в фамильном особняке Эвелин, в районе Найтсбридж; затем в Париже, где они обошли с визитами всех друзей и знакомых, которые только были у нее в этом городе; и, наконец, в Риме, где им и вправду удалось побыть друг с другом наедине, – Эвелин пришла к выводу, что она вполне довольна только что обретенным мужем. Настолько, насколько вообще можно быть довольной, заключив брак с кем-то, кто едва тебе знаком, в то время как мужчина, которого она любила всю свою жизнь, молча наблюдал за происходящим в толпе приглашенных на свадьбу гостей.

Когда молодожены покинули церковь, Клод подошел к ней с улыбкой и чмокнул в щечку.

– Желаю тебе всего счастья этого мира, подруга, – сказал он ей, как всегда, по-французски.

Она только кивнула, сдерживая слезы, и все силы приложила к тому, чтобы вести себя с достоинством. У нее всегда отлично получалось делать это и показывать всем своим видом, что все идет лучше некуда. После этого случая ей пришлось практиковать свое умение во множестве других мест. Например, в Карловых Варах. Или в отеле «Белгравия» в Шанхае, когда некий человек во время мероприятия, которое могло бы показаться безобидным ужином, намекнул на то, что ему известен величайший секрет Эвелин.

Она была вынуждена вести себя с достоинством и тем утром после вечернего приема, когда супруг ее спустился в столовую, где был сервирован завтрак, и занял место рядом с Клодом и с ней, улыбаясь им своей самой добродушной улыбкой и наклоняясь к обоим с чрезвычайно довольным видом.

– У меня есть чем вас порадовать. Я-то знаю, как вы любите сплетни!

Клод отложил в сторону газету, которую он вроде бы читал, хотя давно уже не переворачивал страницы, и изобразил улыбку, весьма далекую от его фирменных ослепительных.

– Я весь к вашим услугам.

Джейкоб метнул веселый взгляд в противоположный конец столовой – как раз в направлении, куда Эвелин старалась не смотреть с той минуты, как переступила порог, туда, где завтракал Монтгомери Поул за одним столом с двумя другими гостями отеля, – и поведал им то, что только подтвердило самые худшие ее опасения:

– Вчера после ужина случилось нечто странное. Я вышел на задний двор отеля подышать свежим воздухом и застал там мистера Поула и Хуберта, администратора, которые о чем-то спорили. И там прозвучало нечто такое, чего я так до конца и не понял…

«Все, все до единого узнают о том, что случилось в Карловых Варах, – я лично об этом позабочусь».

XXVIII

Вот и наступил тот вечер, которого так ждали гости отеля «Белгравия»: открытие Большого казино. Один за другим приглашенные на церемонию в своих лучших вечерних туалетах спускались в холл, а гостиничные экипажи безостановочно отъезжали и возвращались, собирая гостей небольшими группами, чтобы доставить их по нужному адресу. И все же Эмма не была настроена наслаждаться живописным спектаклем, который разворачивался у нее