Однако такие действия стали создавать существенные сложности для коллекционеров при отделении древних монет от современных[414]. Было подсчитано, что подделками являлись большинство из восьмисот с лишним монет, собранных в лучших коллекциях Европы XVI века и использовавшихся в качестве иллюстраций в работе голландского нумизмата Хубрехта Гольциуса[415]. Работа фальсификаторов продолжалась и в течение следующих столетий, а обнаружение продуктов их творчества продолжается по сей день[416].

Таинственный мираж

Гуманисты эпохи Возрождения практически всегда высказывались в пользу подлинности древней литературы и поддерживали ее авторитет, однако, они не распространяли такое же отношение и на древние монеты. Последние использовались ими для дополнения и иллюстрирования того, что уже было известно из классических текстов, и лишь изредка монеты привлекались для оспаривания или исправления сведений Тита Ливия или Тацита[417]. Фантазии Руйе и фабрикации Чезати и Кавино вовсе не помогли нумизматике как исторической дисциплине. Некоторые обвиняли коллекционеров во все возрастающей близорукости, поскольку они не удосужились сохранить ставшее уже универсально важным знание об античности. Езекиель Спангейм[418] так подытожил существовавшее отношение к монетам:

Я всегда считал, что сосредоточиться на одних лишь монетах столь же опасно и предосудительно, как и пренебрегать ими, причем если первое является результатом малоразумия, то второе — полного невежества или смехотворной предвзятости. Скажем прямо: к сожалению, до сих пор величайшие и ученнейшие критики игнорировали монеты, а большинство так называемых нумизматов (medaliste) и антиквариев не были учеными[419].

Растущие опасения среди коллекционеров привели к тому, что эпатажный священник-иезуит Жан Ардуэн[420] и вовсе поставил под удар все Возрождение. Основываясь в значительной степени на изучении подлинных, поддельных, а также фантазийных монет, Ардуэн в конечном итоге стал сомневаться в существовании древнего мира. В 1693 году он объявил, что почти все, что известно о греках и римлянах, было миражом, состряпанным «вредной бандой» итальянцев в конце XIII века[421]. Заговорщики, как он утверждал, сфабриковали тексты и артефакты и с помощью тщательно продуманного розыгрыша одурачили гуманистов, заставив их думать, что те заново открыли классическое прошлое. Позиция Ардуэна находит забавную параллель в розыгрыше американского агентства сатирических новостей «The Onion» от 2010 года, в котором утверждалось, что ученые 1970-х годов изобрели греческую цивилизацию, Гомера и все, что с ними связано[422]. Со своей стороны, Ардуэн с крайней убежденностью утверждал, что лишь немногие монеты и надписи были действительно древними. Он не сомневался в текстах Гомера, Геродота, Цицерона и Вергилия, но почти все остальное было им отвергнуто как грандиозный обман[423]. Взгляды Ардуэна были столь ошеломляющими, что его называли «разрушителем почтенной древности» и, конечно же, сумасшедшим[424].

К счастью для коллекционеров и профессиональных историков-античников, Ардуэн ошибся. Для подделки такого количества памятников, городов, произведений искусства и литературных произведений, относящихся к самой щедрой на артефакты эпохе в истории человечества, требуется абсолютно недоказуемая теория заговора, выходящая за рамки разумного. Античность пережила атаки Ардуэна, так что монеты продолжали цениться как подлинные произведения искусства, рассказывающие истории о жизни императоров и их жен — например о той чести, что воздавал Антонин Пий своей покойной и обожествленной супруге Фаустине, чей пустой трон и праздный скипетр навязчиво появлялся на его монетах (рис. 5.4).

Историки искусства признали монеты, в силу подписанности изображений на них, особенно полезными для идентификации обычно анонимных античных бюстов и статуй. Ссылаясь на книги с нумизматическими портретами, изданные в эпоху Возрождения, стало возможным упорядочение и атрибутирование целых галерей анонимных скульптур.

Рис. 5.4. Серебряный денарий Антонина Пия, Рим, 141 г. н. э. Фаустина / Скипетр Фаустины и пустой трон, перед которым стоит павлин — символ вечности. Pegasi Numismatics, Sale 150 (16.08.2016), lot 368.

Пока же происходил этот спор, ценители монет решали, какие образцы они хотели бы собирать и как лучше всего было бы их экспонировать в своих кунсткамерах. В отличие от сегодняшних коллекционеров, ранние собиратели, как правило, подчеркивали разнообразие своих коллекций, а не специализировались на отдельных персонажах, периодах или темах[425]. Естественно, антикварии советовались друг с другом и сверяли свои записи о монетах. Эта деятельность неизбежно вела к появлению простейшей из всех нумизматических методологий: составлению каталога монет[426]. В качестве аналитического инструмента каталогизация требует тщательного изучения и сравнения, желательно с точным измерением размеров монет и их веса. Хороший нумизмат должен наблюдать за всеми особенностями монеты, чтобы сохранить о них подробный отчет, точно так же, как биолог составляет научный каталог коллекции бабочек или ископаемых костей. Насколько нам известно, каталог стал достижением эпохи Возрождения — ни Аристотель, ни Иисус, ни Август или Николай Орезмский никогда не составляли нумизматических каталогов. Естественно, что самые первые попытки каталогизации представляли собой рукописные работы с нарисованными иллюстрациями. Они существовали в единственном экземпляре, а их составление было делом дорогим и трудоемким[427]. Большинство из таких каталогов не имело конкретной исторической направленности и не содержало никакого описательного текста, кроме указаний монетных металлов. Тем не менее, уже эти рисунки свидетельствуют о глубоком увлечении деталями древних монет. Из писем Фульвио Орсини[428] мы узнаем имена почти тысячи нумизматов XVI века, разделявших его энтузиазм в отношении монет, а также то, что его собственная коллекция насчитывала около 2500 монет[429]. Орсини, которого иногда называли «отцом иконографии», опубликовал особенно успешный каталог, посвященный монетам Римской республики, упорядочив монеты по родам (gentes) чеканивших их магистратов[430]. А в 1599 году появился и первый печатный аукционный каталог, который хотя и был посвящен в основном книгам, включал также несколько старинных монет[431].

Физиогномика и нумизматика

Растущая доступность каталогов побудила их пользователей стандартизировать системы классификации, а также метрологию и свою терминологию. Эта деятельность отразила все увеличивающуюся сложность коллекционирования (как, собственно, и многих других наук в тот период), а также прямо поместила нумизматику в ряд этих наук. Особенно тесная связь существовала в это время между нумизматикой и медициной, поскольку многие практикующие врачи разделяли интерес к ним обоим. Впрочем, иногда эта связь приводила к плачевным результатам. Дело в том, что со времен Аристотеля физиогномисты усвоили веру в то, что о характере и личности человека можно точно судить по его или ее анатомии[432]. Другими словами, они считали, что физическое тело раскрывает душу человека. Неаполитанский энциклопедист Джамбаттиста делла Порта в 1586 году утверждал, что люди, имеющие какое-то сходство с