достижение энциклопедических знаний о древнем мире, которые включали бы в себя комплексное изучение всех видов искусства и артефактов: чтобы быть хорошим нумизматом, нужно было быть также и археологом, филологом, эпиграфистом и историком, так что ранние ученые на самом деле не одобряли узкую специализацию. Однако в нашу эпоху такое отношение изменится, что будет иметь как положительные, так и отрицательные последствия.

6. Наука и лженаука

Нумизматика представляла собой малое дитя в восемнадцатом столетии, юную девушку в девятнадцатом и взрослую женщину в двадцатом.

М. Меркури, Первое столетие нумизматического музея[471]

Разбивая межклассовые барьеры

По мере того, как нумизматика становилась все более зрелой наукой, одному человеку уже было не под силу постичь все ее разнообразие и глубину. Однако это не умаляло энтузиазма ее последователей, число которых росло среди всех слоев общества — как образованного, так и более праздного. Большинство коллекционеров эпохи Возрождения и раннего Нового времени были либо выходцами из рядов европейской аристократии, либо действовали под ее покровительством. Монеты неумолимо текли с ферм и полей к местным владельцам, а от них во все более высокие слои общества, словно притягиваемые мощными магнитами к кабинетам королей и пап. Но со временем, в ходе социальной, политической и промышленной революций, произошло перераспределение богатств и появление нового класса независимых коллекционеров, также способных конкурировать за древние сокровища[472]. Поскольку люди могли теперь нажить целое состояние, занимаясь самыми разными профессиями, а после передать его по наследству, то все больше мужчин и женщин стали интересоваться монетами в качестве инвестиций, хобби или же научных занятий[473]. Некоторые подхватили лихорадку коллекционирования во время своих вояжей по Европе — своего рода обряда посвящения, который все чаще совершали амбициозные, но незнатные люди, ищущие отдыха и утонченности. В результате социальная и политическая история нумизматики резко изменилась.

Расширяя горизонты

Из рядов нуворишей выросли замечательные нумизматы. Кристиан Юргенсен Томсен, например, родился в датской купеческой семье, так что после смерти своего отца в 1833 году он продолжил его дело[474]. Еще подростком он заинтересовался монетами и обратился за советом по коллекционированию к замочных дел мастеру, который обучил паренька, на сорок лет моложе себя, всему, что касается монет и металлов. Коллекция Томсена со временем выросла и содержала в себе 2755 древнегреческих, 6012 римских, 12683 средневековых и 8156 современных монет. Собственное богатое собрание вдохновило Томсена на начало второй карьеры в качестве куратора и администратора музея, на поприще которой он прославился предложенной им хронологической системой ранних человеческих культур, о чем уже упоминалось в четвертой главе.

Другая история связана с родившимся в Нидерландах композитором XIX века Анри Коэном[475], который заинтересовался античными римскими монетами во время путешествия по Италии. Придя к нумизматике через искусство, он так страстно занялся этим предметом, что стал ведущим специалистом своего времени, прославившись потрясающей памятью и острым зрением. Финансовые неудачи вынудили его продать свою коллекцию, но он поступил на должность в Национальной библиотеке Франции, где опубликовал множество работ, высоко ценившихся коллекционерами за ясность и организованность[476]. Работы Коэна сохранили свою актуальность и до сих пор часто цитируются каталогизаторами и коллекционерами.

Растущий класс нумизматов-неаристократов привнес более деловой подход в сам предмет изучения. В ответ на происходившие изменения, такие люди, как Коэн, начали публиковать руководства по покупке, обсуждающие редкость и рыночную стоимость монет[477]. Из числа новых нумизматов был и Теодор-Эдм Мионне (1770–1842), который потерпел неудачу на военной службе, после чего прославился как артист водевиля, а затем взялся за нумизматику[478]. Обладая острым коммерческим чутьем, Мионне поднялся до самых вершин среди академических нумизматов и опубликовал многотомный корпус древнегреческих монет, насчитывающий более 52 тысяч экземпляров[479]. Первоначальный план Мионне включал в себя и описание римских монет, но, учитывая быстрый рост нумизматических знаний, для этого потребовалась бы еще одна жизнь. Тем временем Мионне продвигал новый и весьма прибыльный способ изучения древних монет. Он объединил традиционные каталоги с искусно оформленными наборами серных отливок, что предоставило достоверные копии редких монет менее состоятельным коллекционерам; некоторые из этих отливок до сих пор находятся в хорошем состоянии[480]. Серные или гипсовые слепки предоставили еще один способ обмена точными нумизматическими данными, позволив исследователям выйти за рамки капризов рисунков и описаний[481].

Открытие для публики доступа к тому, что долгое время ревниво охранялось правящим классом, происходило благодаря национализации бывших королевских и императорских коллекций. Дело в том, что королевские монетные коллекции считалась жизненно важными при обучении наследников и наследниц, поэтому они хранились в библиотеке государей и, надо сказать, что во многих местах такого рода связь не утрачена и по сей день. Например, в Королевской библиотеке Бельгии хранится более 83 тысяч монет, а Национальная библиотека Франции, что на улице Ришелье, имеет коллекцию из более чем 121 тысячи древнегреческих монет. Французское собрание представляет собой продолжение того, что некогда начиналось как Французская королевская коллекция книг и древностей. При Наполеоне она была преобразована в Императорскую коллекцию и, в конце концов, стала Национальной коллекцией, принадлежащей народу Франции, а не французским наследным принцам. Нумизматические коллекции многих колледжей и университетов тоже начинались как дополнения к их библиотекам, включая собрания Йеля и Принстона[482].

В эту «эпоху приобретений» (Age of Acquisition) монеты быстро обращались среди коллекционеров так что, начиная с XIX века, коллекционеры стали уделять больше внимания тому, где находились их монеты, иными словами — их сохранности[483]. Одной из дурных привычек некоторых антиквариев эпохи Возрождения стало клеймение монет с целью визуальной демонстрации своего права собственности. По счастью, эта практика прекратилась до того, как слишком много экземпляров монет были бы безнадежно испорчены. Другим, более современным способом, стало получение отдельными экземплярами собственной задокументированной родословной, называемой «провенанс»; этот же термин указывал, когда это было известно, на первоначальное место находки монеты[484]. Например, в 1892 году английский адвокат Хайман Монтегю опубликовал редкую золотую монету из своей коллекции, отчеканенную во II веке до н. э. бактрийским царем Евкратидом Великим[485]. Монтегю описал монету, изображенную на рис. 6.1, как редкий трофей: «Эту уникальную золотую монету афганский офицер носил как печатку, вделанную в золотое кольцо, от которого, как говорят, ее отрезал один джентльмен, купивший ее несколько лет назад»[486]. Этим джентльменом был британский майор Чарльз Стратт, коллекционировавший монеты во время своей службы на Востоке, который и