– Вы мне будете рассказывать! – возбужденновоскликнула Анна. – Я так увлекалась историей его жизни, его путешествий!А для какого издания вы пишете эту статью?

Маркиз, не готовый к такому вопросу, замялся, и Анна,по-своему истолковав его замешательство, махнула рукой:

– Да не важно, не важно! Не подумайте, что я хочуперехватить работу! Я вам с удовольствием дам любые материалы, какие васинтересуют! Хотите – прямо сейчас ко мне заедем?

Леня, естественно, не отказался.

Через пятнадцать минут они подъехали к новому кирпичномудому на Черной речке. Анна открыла своим ключом дверь подъезда, вынула изпочтового ящика несколько конвертов. Маркиз не спрашивал ее, замужем ли она, исейчас его почему-то безумно волновало, одна ли Анна живет в квартире…

По тому чисто женскому порядку, который царил в ее жилище,он понял, что живет она одна, – присутствие мужчины обязательно проявилосьбы в брошенном на стуле свитере, домашних тапках посреди комнаты или в стопкекниг на обеденном столе. Ничего этого не было и в помине.

Леня повесил дубленку на крючок в прихожей, помог Анне снятьпальто, и при этом ее узкая холодная рука случайно оказалась в его руке. Этослучайное прикосновение привело к совершенно неожиданному результату.

Между ними словно проскочила электрическая искра. Леняпритянул девушку к себе, нашел жадным ртом ее сухие горячие губы и припал кним, как припадают в жару к живительной влаге родника.

Он пил и не мог напиться, а его бессовестные руки темвременем делали свое дело, освобождая Анну от одежды.

Оставляя за собой на полу эти ставшие совершеннобесполезными тряпки, не прерывая поцелуя, словно от этого зависела их жизнь,они двигались вслепую в глубину квартиры, руководимые безошибочным инстинктом,в направлении полутемной спальни, но так и не дошли до нее, свалившись на ковери слившись в немом безумии страсти.

Маркиз раз за разом штурмовал гибкое смуглое тело супорством и страстью, с какими альпинисты штурмуют неприступную вершину, и Аннапокорялась и подыгрывала ему то с податливой нежностью, то с яростным жаром, ис нежным, жалобным стоном отвечала на его ласки. Ее кожа покрылась бисеринкамииспарины, и Маркиз, покрывая ее тело жадными торопливыми поцелуями, слизывалэтот любовный пот, как свежую утреннюю росу.

Часа через полтора Анна неспешно отстранилась от Маркиза,посмотрела на него новым, омытым нежностью взглядом и проговорила со счастливымгрудным смешком:

– Надо же! Никогда себе такого не позволяла! Что этовдруг со мной случилось?

– Последствия стресса, наверное, – Маркизулыбнулся и нежно поцеловал смуглую ложбинку под ключицей.

– Надо же! А я сначала посмотрела на тебя и подумала…

– Что я – заурядный неудачник! – закончил за нееЛеня. – Раз я пришел к этим географическим мымрам.

– Ах да, я тебе это уже говорила…

– А может быть, я и есть заурядный неудачник?

– Заурядный неудачник не может внезапно превратиться внастоящего супермена за рулем машины. И заурядный неудачник не может такпотрясающе заниматься любовью.

– Может быть, это ты так действуешь на меня, так менявдохновляешь, что я становлюсь суперменом в твоем присутствии. Кстати, недумаешь ли ты так легко от меня отделаться? На чем мы только что остановились?Я не все понял, нужно еще раз повторить. Только… Где у тебя кровать? А то наполу мы с тобой столько синяков набьем!

– Да ты не супермен, а самый настоящий сексуальныйманьяк! – И Анна залилась счастливым смехом.

Еще через два часа Леня откинулся на подушки и проговорил:

– Я бы сейчас съел средних размеров слона. У тебяслучайно нет поблизости зоопарка?

– Вся наша жизнь – настоящий цирк! А зверинец тысегодня видел у меня на работе.

– Там был обезьянник…

– Скорее, гадюшник.

– А у меня ни змеи, ни обезьяны аппетита не вызывают.

– А как насчет омлета? Мне говорили, что я готовлюочень даже неплохой омлет!

– Ну если только из десяти яиц… А кто это говорилкомплименты твоим кулинарным способностям? – В голосе Маркиза зазвучали ревнивыесобственнические нотки.

– Все вы, мужчины, одинаковы – ревнивые прожорливыедеспоты! – строго заключила Анна. – Будешь как миленький лопать, чтодадут. – И она выскользнула из кровати, накинула на голое тело коротенькийполупрозрачный халатик и отправилась на кухню.

Через минуту Леня притащился следом за ней и с живейшиминтересом стал наблюдать за процессом приготовления пищи.

Понаблюдав так несколько минут, он вскочил и набросился наАнну, прижав ее к кухонному столу.

– Ты с ума сошел! – Она пыталасьотбиваться. – У меня же нож в руке! И омлет сгорит!

– Черт с ним, с омлетом, – прорычал Маркиз,торопливо расчищая стол и укладывая на него свою смуглую возлюбленную, –незачем было этот халат надевать, он слишком сексуальный! В нем ты меня ещебольше возбуждаешь, чем совсем без одежды!

Омлет, конечно, подгорел, но они съели его с завиднымаппетитом, запивая холодным пивом из холодильника. Покончив с трапезой, Аннаудовлетворенно отвалилась от стола и мурлыкнула, как сытая кошка:

– Ур-р! Больше не могу. А что – ты и правда пишешь проИльина-Остроградского или это был только повод для того, чтобы забраться впостель к порядочной девушке?

– Это ты-то порядочная девушка? – рассмеялсяМаркиз. – Порядочные девушки не обедают в голом виде с малознакомымимужчинами. И порядочные девушки не умеют выделывать в постели все тевосхитительные штучки…

– Не заводись по новой! – в непритворном ужасевоскликнула Анна. – Я ведь сказала – больше не могу! Ничего не могу. Ятебя спросила про Ильина-Остроградского…

– Это было соединением приятного с полезным, –признался Леня, – и про путешественника разузнать, и с тобойпознакомиться.

– Ну да – это теперь называется «познакомиться». Анасчет соединения приятного и полезного тоже все понятно: узнать какой-нибудьинтересный исторический случай столетней давности очень приятно, а секс, какизвестно, полезен для здоровья…

– Ну вот видишь, как ты все замечательнопонимаешь! – рассмеялся Маркиз. – Так что ты знаешь о покойномпрофессоре?

– Помнишь, была когда-то такая передача – «Спрашивайте– отвечаем»? Так вот, задавай вопросы – что тебя интересует?

– Для начала я хотел бы узнать такую вещь. На доме, гдежил Ильин-Остроградский, висит мемориальная доска, где сказано, что он тампроживал по 1912-й год. Но в энциклопедии указаны годы его жизни – он умертолько в четырнадцатом году… Как же это понимать? Последние два года своейжизни почтенный профессор бомжевал?