— Но есть ведь и другие? Умные.

— Есть, конечно. Но их единицы. К счастью. Иначе мы просто физически не успевали бы ничего расследовать. В общем, это я все к тому, что очевидность виновного в этих четырех делах — никакая не общность. Если и общность, то с большинством такого рода убийств. Понятно, что Шубин свое признание написал, чтобы внимание к делам привлечь. Но почему именно к этим? Причем такие горы материала набрал — мама не горюй!

— Значит, что-то их должно объединять, так? Нет, погоди. Может, и нет. Первый вариант: у него были доказательства невиновности тех, кого посадили — ну там алиби или что-то в этом духе. Тогда единственная общность этих дел — ошибки следствия.

— И где эти доказательства? Шубинские материалы не идентичны сданным в архив делам, но ничего похожего на доказательства невиновности осужденных там нет. И главное: если бы у Шубина были доказательства ошибок правосудия по тем делам, зачем признание писать?

— Может, он опасался, что собранные им материалы попадут в нехорошие руки?

— И что? Осужденные уже осуждены, нехорошие руки просто отправят эту макулатуру в мусоропровод.

— Ясно. Ладно, начнем с самого очевидного. Кто от этих убийств выиграл?

— Классическое правило «ищи, кому выгодно»? — усмехнулась Арина.

Ну да. Жены, конкуренты, наследники, завистники, в конце концов…

Жены, конкуренты, наследники…

После «случая на охоте» рекламное агентство, принадлежавшее Любавину и Семченко, стремительно покатилось к упадку и было столь же стремительно поглощено одной из конкурирующих фирм за какие-то совсем смешные деньги. Вдова Семченко получила свою долю, но при разводе, к которому они готовились, получила бы явно больше. Любавин же, осужденный за убийство компаньона, потерял не только бизнес, но и невесту, не пожелавшую дожидаться суженого из мест не столь отдаленных.

После убитого антиквара осталось порядочно: квартира в центре, дача роскошная, да еще собрание недешевых раритетов и приличный банковский счет. Сын, ясное дело, из списка наследников выпал, других родственников не обнаружилось, так что все нажитое непосильным антикварским трудом досталось, вероятно, антикваровой невестке — жене этого самого сына.

Убитый отец Александр был редкостным бессребренником. Так что, хотя окормляемый им приход был, мягко говоря, небедным, наследовать после батюшки оказалось нечего. Впрочем, у него и наследников-то не нашлось. Гипотетическим выгодоприобретателем можно было считать разве что ритуальную контору — похороны священника должны были, наверное, принести неплохую прибыль. Ну и тот священник, что возглавил осиротевший приход, тоже в плюсе оказался.

Выпавший с балкона бизнесмен, кроме преуспевающей фабрички по производству пластиковой монтажной фурнитуры, оставил после себя вдову — по понятным причинам из потенциальных наследников исключенную — и недавно закончившую школу дочку. Из родственников у него имелась еще троюродная сестра, но к прямым наследникам она, по причине дальности родства, не относилась, а по завещанию сумма ей досталась скромная.

Вкратце пересказав все это Денису, Арина подытожила:

— Видишь? Ничего общего.

Денис хмыкнул:

— Почему-то я примерно так и предполагал. Тогда второй вариант. Раз этот твой опер все убийства на себя взял, не есть ли это намек на то, что все убийства совершены одним и тем же человеком?

— Ничего так намек… Увесистый. Хотя, при всем безумии этой версии, она единственная, которая объясняет все странности. Ведь шубинское признание — это ж действительно крик: смотрите, все эти убийства совершил один человек — я! А вы кого посадили? И если вычесть из этого «я», что остается? И Шубин, видимо, подозревал, кто это. Или даже знал? Хотя… нет, знал — вряд ли. Иначе намекнул бы и на личность. Нет, скорее подозревал. Причем не кого-то конкретного, а… ну что-то вроде профиля убийцы.

— Ну да. Явно же, что если следовать логике, это должен быть серийный убийца, разве нет? Ну, в смысле, маньяк.

— Да ладно тебе, какой еще маньяк! В серийных убийствах общее как раз обычно просматривается. А тут четыре совершенно разных смерти.

— Так, может, Шубин этот твой как раз что-то такое… общее и обнаружил? — в голосе Дениса начинал звенеть самый настоящий азарт. — Как это называется? Подпись убийцы.

Арина удрученно покачала головой:

— Оно бы, конечно, очень хорошо, но… сомнительно. По той же причине, что и предполагаемые алиби осужденных. Если обнаружил, почему в «признании» своем не упомянул? Вряд ли Шубин ставил своей задачей доказать бывшим коллегам, что они идиоты. И человек он был не тот, и обстоятельства совсем не те. Да и не тянут эти убийства на серию никаким боком. Все же разное. И способы, и жертвы, и даже невинно осужденные — если они впрямь невинно осужденные. Ничто их не связывает, нигде они не пересекались.

— Может, они когда-то на одном самолете, к примеру, летели? То есть что-то такое неочевидное их связывает. В каком-то детективе, помню, кучу народу отравили таллием, а умирал каждый от чего-то обыкновенного: если у человека желудок слабый, от язвы, к примеру, кто-то от воспаления легких и тому подобное. То есть убийства, которые убийствами не выглядят. Нет, ясно, что у тебя-то полноценные убийства. Но что, если кроме очевидных мотивов есть что-то еще? Например, если они все когда-то летели в одном самолете, и один из пассажиров начал дебоширить, его скрутили и высадили в ближайшем аэропорту. А теперь предположим, что у этого дебошира не только психика неустойчивая, но еще и жизнь его после этого наперекосяк пошла. Опоздал там на собственную свадьбу или еще что-нибудь эдакое. Вот он и начинает всем попутчикам мстить. А?

— Тебе романы писать надо! — восхищенно засмеялась Арина. — Про самолет, правда, не очень — в этом раскладе твой психически неустойчивый дебошир скорее всего начал бы с экипажа, а не с пассажиров. Но мысль, безусловно, интересная. Допустим, не самолет, а поезд, автобус… да хоть благотворительная вечеринка. Любопытный вариант. Такого я. конечно, не проверяла. Да, если честно, — она вздохнула, — это и не в моих силах. Тут знаешь, какое оперативное сопровождение нужно, чтоб подобные массивы информации перекопать, проверить, не всплывет ли где-то общий самолет, общий банк или, черт побери, общая баня. Кое в чем мне могут, конечно, просто по дружбе помочь, но кое-что — это, знаешь ли, недостаточно. Меньше, чем недостаточно. Вот и пытаюсь мозговые штурмы устраивать, надеясь — вдруг осенит.

— Ну так в одиночку же мозговые штурмы не устраивают? Ты как, уже решила, готова ли принять мою дилетантскую помощь? Я, конечно, не десять профессиональных сыщиков, но таких тебе все равно не дадут, а я, может, на что и сгожусь.

Денис попрыгал немного по кухне, наглядно изображая «десять профессиональных сыщиков» в одном лице: притаился за стулом, пристально наблюдая за подозрительно свешивающимся с мойки полотенцем, резко обернувшись, поймал падающую прихватку, покрутил перед собой воображаемый руль — дескать, могу транспортом поработать, и наконец, чинно усевшись перед Ариной, приставил к ушам растопыренные ладони — слушателем могу быть, все лучше, чем со стенкой разговаривать.