появилась надежда, что еще не все потеряно, и дышать стало легче, и песня в телевизоре зазвучала лучше – исполнители явно начали стараться, и в глазах защипало снова. Она прижалась к Пашке и уткнулась носом в его шею, туда, где вкусно пахло лимоном, и этот запах почему-то не раздражал, хотя токсикоз был в самом разгаре.

– Мне было так страшно, что ты меня бросишь, когда узнаешь. А я очень хотела ребенка, очень, понимаешь? А зачем я тебе с ребенком, когда у тебя лаборантки молоденькие с грудью четвертого размера?

– Ты где лаборанток-то нашла?

– На фотографиях.

Она все-таки шмыгнула носом.

– Ясно. И решила сама меня бросить?

– Ну… да.

– Дела… – вздохнул Пашка и поцеловал ее в макушку. – Где логика, Серова? Боялась, что брошу, поэтому бросила сама… Как с таким хаосом в голове ты умудряешься быть хорошим юристом?

– Я усидчивая и ответственная. Где ты был?

– Когда? Я не успеваю за ходом твоей мысли.

– Сегодня. Ты же вечером где-то был?

– У мамы. Ты ведь дала мне от ворот поворот, сказав, что уедешь на чью-то дачу.

– А как догадался, что я дома?

– Увидел твое фото в чате.

– Но ведь елка могла стоять где угодно.

– Ты думаешь, я не узнал твои обои, кусок которых влез в кадр? Я все-таки ученый с мировым именем, а не какой-нибудь там… самозванец. С памятью и логикой у меня все в порядке.

Ника фыркнула, а потом засмеялась и наконец оторвала свою голову от его плеча и посмотрела на Пашку. Он улыбался. Совсем так же, как в школе, широко и нагло.

– Ты не уйдешь?

– Куда я теперь пойду? Страшно представить, сколько еще глупостей ты сделаешь, оставшись одна. Нет, Серова, теперь ты под присмотром, и тебе надо поесть.

Он принес из кухни картошку, заварил новый чай и обещал разработать для Ники специальное меню, потому что ей обязательно надо питаться.

– Еще, как вариант, капельницы с витаминами, это я уточню…

А Ника плохо слушала, она грызла соленые сухарики, запивала их чаем и смотрела на Пашку. На копну его спутанных волос, на жестикулирующие длинные руки с крупными, очень мужскими ладонями, на плечи, обтянутые тонким джемпером. Смотрела и тихо вздыхала. Пашка Савельев, бывший одноклассник, отец ее будущего ребенка. С ума сойти. Как же она соскучилась по нему! Как невыносим был этот месяц врозь.

– Ты чего? – спросил он, наконец заметив ее завороженный взгляд.

– Я люблю тебя, Савельев, – просто сказала Ника и, когда пауза начала затягиваться, добавила: – Можешь ничего не отвечать.

– Ну почему же… – Пашка смотрел на нее внимательно и как-то совершенно по-новому, мягко и пронзительно. – Я тебя тоже люблю. Причем, кажется, уже давно.

31 декабря. Год спустя

Классный чат бурлил. Там было все: и обсуждение недавнего закрытого показа нового фильма Посоха, и парочка рецептов салатов для новогоднего стола, и спор по поводу последнего хоккейного матча. Все в одной общей куче, как когда-то, когда они учились в школе.

А в доме царил легкий кавардак. В доме велась не менее активная, чем в чате, жизнь. На кухне громко работал телевизор, под который свекровь колдовала над бужениной, в детской агукала дочка, а Пашка на полном серьезе рассказывал ей о красных и белых кровяных тельцах. Нормально? Самое главное, что дочь слушала внимательно, лишь изредка разбавляя речь лектора своими комментариями. Ника же наряжала елку, периодически заглядывая в телефон. Наконец она вынула из коробки фигурку деревянного ангела и замерла. Ангел глядел на Нику своими нарисованными глазами и все так же держал зажженный фонарь. Как и год назад, он показался Нике живым. Глупость, конечно, просто случайно купленная по дороге игрушка. Но Ника, практичная, много лет подчиняющая свою жизнь логике и дисциплине Ника, почему-то была уверена, что счастье ее сегодняшнего дня – это его рук дело. Потому что если и верить в чудеса, то в новогодние. Ника подняла ангела повыше, прошептала ему: «Спасибо» и поставила на одну из пушистых еловых лап. Ангел занял свое место на елке.

– Где у нас мама? – послышался голос мужа. – Чем она у нас тут занимается? Мама наряжает елку!

– Агхы-ы-ы-ы…

– Вы закончили изучать эритроциты, лейкоциты и тромбоциты? – повернулась Ника к Паше и приняла из его рук дочку.

– Какие у тебя познания, я впечатлен.

Ника в ответ фыркнула. Пашка звонко чмокнул ее в щеку.

– Пойду посмотрю, чем можно поживиться на кухне.

Муж приехал из Нижнего Новгорода вчера поздно вечером. Они так и жили весь последний год на два города. И перемен в ближайшие годы не предвидится. В Нижнем у Паши своя лаборатория, в Москве такую роскошь ему никто не предложит. Начатые исследования необходимо завершить, новые препараты создать. Он – ученый, его жизнь – наука. Ника всегда это знала и не пыталась перетащить мужа в Москву. Ничем хорошим это не закончится. В конце концов, у многих мужья – геологи, полярники, моряки, военные с длительными командировками, летчики-испытатели и даже космонавты. По сравнению с их жизнью Нике не на что жаловаться.

Пашка мотался в Москву каждые выходные, если не работал по субботам. Он обожал их дочку и был потрясающим отцом. В выходные давал Нике выспаться за всю неделю и сам вставал по ночам. Мог легко вымыть малышке попу, сменить памперс и долго носить на руках, когда у нее болел животик.

Когда Ника ушла в декрет, он настоял на ее переезде в Нижний.

– Я буду дергаться, как ты там одна. А здесь под моим присмотром. Все вечера и выходные вместе, могу сам сходить в магазин и вообще, не спорь.

А когда у нее начались роды, он примчался в роддом и добился того, чтобы его пропустили к жене. Рожали вместе. Ника кричала, крепко сжимая его руку, а Пашка подбадривал:

– Осталось совсем чуть-чуть, у тебя все получится. Зачать получилось и родить получится.

– Савельев, в следующий раз рожать будешь ты!

– О! У нас будет следующий раз?

– Не цепляйся к словам.

– Не могу. У меня жена юрист, научила.

– Тужимся, тужимся! – строго командовала акушерка. – Папаша, не отвлекайте мамочку. Иначе выпровожу отсюда.

– Да, выпроводите его, – стонала Ника, а потом снова кричала от разрывающей тело боли и только крепче сжимала Пашкину руку.

После выписки жены из роддома он взял двухнедельный отпуск, и они вместе знакомились со своей дочерью, деля заботы о ней пополам. Оба в первое время чувствовали себя беспомощными и неопытными, но справлялись. А