голос – самое большое достоинство Теося: как только он открывает рот, вы тут же перестаете замечать некрасивое лицо и нескладную фигуру. Когда повествование о приключениях Фантомаса подходит к концу, Сильвия кивает и ставит возле имени Теося большой плюс.

– За отличную память и великолепно поставленный голос, – объясняет она. – Я видела этот фильм, так все и было, к тому же твой рассказ оказался, в сущности, интереснее кино. Ты меня удивил, прочь иллюзии. Следующий!

Луция декламирует стихотворение о сломанной сирени – но уже по-польски, – тоже получает плюс (за хорошую дикцию). После нее на середину комнаты выходит Изка, которая, ко всеобщему изумлению, поет песенку пани Изабеллы Трояновской, которая сейчас главная звезда и о которой все говорят. Песенка называется «Все, что я сегодня хочу» и рассказывает о том, как одна женщина очень хотела улететь на небо – на самолете, наверное… Мы ужасно удивились, потому что никто никогда не слышал, чтобы Изка пела, а мало того что она делает это действительно здорово, так у нее еще, оказывается, такой красивый голос! К тому же песенка классная, приятно послушать.

– Должна признать, ты произвела на меня впечатление. Потрясающе. Хорошо, что пани Люцина этого не слышала, потому что репертуар, пожалуй, не для детских ушей, прочь иллюзии, – комментирует выступление Изки Сильвия и ставит рядом с ее именем два плюса.

Цветная Капуста, трясясь как желе, начинает петь песенку про осень – ну, знаете, про «вьется, петляет тропинка лесная, по лесу осень идет золотая», – но останавливается после первого же куплета и с полными слез глазами выбегает из комнаты.

– Не выдержала напряжения. Страх сцены. – Сильвия печально качает головой и ставит возле Цветной Капусты вопросительный знак. – Изка очень высоко подняла планку, я бы тоже трусила после нее петь, прочь иллюзии. Следующий!

Теперь очередь Крыськи-Марыськи. Они встают и выходят на середину комнаты. Обе в белых блузках и синих юбочках, словно у нас торжественная линейка по случаю начала учебного года.

– Весна! – восклицает Марыська, а Крыська низко кланяется и произносит:

– А в Новой Хуте – польская весна! И стройки победительные звуки! Траншеи… – Марыська показывает жестами, как прокладывают эти траншеи, – за стеной растет стена, и краны тянут вверх стальные руки!

Обе вытягивают руки над головой и медленно поворачиваются вокруг своей оси.

Мы смотрим во все глаза.

– Вот тракторное воинство сюда сквозь тучи пыли едет горделиво… – сообщает Крыська, а Марыська показывает, как эти тракторы едут, – а к станции вагонов череда… – девочки бегут друг за другом, – летит под громкий свист локомотива! – Крыська свистит в два пальца, с моей точки зрения, гениально, я бы сам хотел научиться.

Марыська изображает локомотив, а Крыська – вагон.

– А в Новой Хуте – польская весна! – восклицают они хором.

– Сияет солнце дружбы нашим странам… – девочки берутся за руки, – и вновь склонился инженер над планом… – Они наклоняются и делают вид, что внимательно изучают что-то на полу, а затем выпрямляются и заканчивают: – В столице под названием Москва![14]

Девочки низко кланяются, потом Марыська добавляет:

– Там вообще-то больше строф, но мы не успели выучить.

– Хватит. Вы чудные, но получилось неплохо. К счастью, репертуар буду подбирать я, – комментирует выступление Крыськи-Марыськи Сильвия и ставит рядом с их именами плюсики. – Следующий!

Рысек с очень серьезным выражением лица останавливается перед нашим столом и объявляет:

– Збигнев Бонек, чемпионат мира по футболу. Аргентина, матч Польша – Мексика.

А затем в замедленном темпе показывает, как Бонек бежал, как ударил по мячу и как забил гол. Потом Рысек обегает комнату, изображая, как Бонек радовался забитому голу, – тоже в замедленном темпе. При этом он издает протяжный горловой звук, напоминающий аплодисменты болельщиков.

– Всё, – говорит он и добавляет, немного подумав: – Могу еще изобразить «Сирену–105»[15] и сделать ласточку.

– Достаточно, – отвечает Сильвия и ставит рядом с именем Рысека плюс. – Следующий!

Она наклоняется ко мне и спрашивает:

– Сколько еще человек осталось?

– Меандр, и все. Список ведь перед тобой, – отвечаю я, а Сильвия делает недовольное лицо и, качая головой, сокрушенно вздыхает:

– Какой мизер, прочь иллюзии.

Меандр громко откашливается, обводит взглядом комнату, набирает в легкие воздуха и решительно заявляет:

– Центр здоровья ребенка находится под Варшавой, в Мендзылесе, на Аллее детей Польши. Там восемь корпусов, в самом высоком, где двенадцать этажей и лифты, расположена больница, очень красивая и современная. Я лежал в Центре здоровья ребенка восемь месяцев – как раз в этой больнице, ее тогда только построили, и везде пахло масляной краской. В Центре здоровья ребенка очень много врачей и медсестер, а еще есть школа и учителя, так что там можно учиться, пока болеешь. Врачи очень симпатичные, медсестры – тоже, и еще приходят разные тети, которые читают сказки или устраивают представления, чтобы детям было веселее. Я их смотрел, и мне очень понравилось, поэтому теперь я сам хочу участвовать в спектаклях, чтобы показывать их детям, – я-то знаю, как это помогает.

Меандр умолкает и задумчиво морщит лоб.

– Ты говоришь очень интересные вещи, но ничего не показываешь, прочь иллюзии, – осторожно замечает Сильвия. – Может, ты расскажешь об одном из тех спектаклей, которые ты там ви…

– Но я еще не закончил! – прерывает Меандр. – В Центре здоровья ребенка я лежал в отделении хирургии и еще в отделении офтальмологии. В нашей палате было шесть детей, но только я был одновременно в двух отделениях. Мне сделали три операции на лице и две на глазу, потому что он был поврежден, и пани доктор сказала, что это вообще чудо, что у меня этот глаз сохранился, а уж то, что я им вижу, – вообще в голове не умещается. То есть не умещается то, что я его не потерял, – сам-то глаз помещался. Сначала мне было очень больно, потом постепенно все меньше, хотя после каждой операции некоторое время очень болело, а еще под повязкой жутко чесалось. Перед каждой операцией я засыпал, так что не знаю точно, что со мной делали, а потом просыпался, и надо было ответить на вопрос, как меня зовут и сколько я вижу пальцев. А потом каждый раз становилось очень плохо и рвало. Ну, к этому можно привыкнуть. Когда мне исполнится восемнадцать и я перестану расти, придется сделать еще операции, чтобы не осталось шрама. В Центре здоровья ребенка мне очень понравилось. Вкусная еда, и все меня любили. Я надеюсь, что этот наш спектакль можно будет там показать, поэтому я хочу в нем участвовать.

– Но что с тобой случилось, почему тебе пришлось лежать в больнице? – вырывается у меня, и все подаются вперед, вглядываясь в лицо Меандра.

Меандр бросает взгляд на меня, потом на остальных.

– Ты попал в аварию? – спрашивает Крыська.

– Под машину? – вторит ей Марыська.

– Наверное, из окна выпал! – предполагает Виктор. – У нас в детском доме в Радзыне-Подляски была девочка, Паулина, так она налетела на застекленную дверь, и ей пришлось руку зашивать! Я сам видел.

– Нет, – говорит Меандр.

– В школе одна девочка рассказывала мне, что ее дядя выпал из окна, когда устанавливал телевизионную антенну, – говорит Луция. – Со второго этажа! И сломал четыре ребра, потому что хотя это не очень высоко, но он свалился прямо на тележку с газировкой, которая там, как назло, в тот день стояла.

– Я не выпал из окна. – Меандр мотает головой. – Это случайно получилось, он не специально!

– Кто?! – восклицаем мы в один голос.

Меандр молчит, смотрит на меня