Значит, если мы говорим, что природа, в абсолютном смысле, впечатляет своим величием и красотой, значит, и в наводнении мы способны воспринять эстетику этой красоты, безусловно исключая негативные факторы, которыми сопровождается стихийное бедствие для человека.

Изображение наводнения выглядит вполне гармонично – с набегающими барашками воды, ритмами окон, отражающихся в воде, глыбой здания, возвышающегося над водой. Создается такой пространственный контраст и парадоксальность в восприятии, будто здание плывет по воде. Ритм регулярных стриженых деревьев с возвышающимися кронами придают напряженный ритм. Поразительную картину стихии мы наблюдаем в этой картине. Глядя на нее, ощущаем себя непосредственными свидетелями этого явления. Можно предположить, что многие из нас, не будь этой работы, вообще не могли бы иметь представления о том, как выглядит наводнение.

А. Сислей. Зимнее солнце в Вене-Надоне. 1879. Частная коллекция

Твой волшебный мир – такой близкий и понятный

Странной красотой выделяется картина «Зимнее солнце в Вене-Надоне». Но если кому-то приходилось странствовать, то он может вспомнить момент, когда после нескольких часов утомительного пути вдруг открывается из-за пригорка волшебное пространство. Подобно данному случаю – своеобразный изгиб дороги с извилистыми линиями теней, со сложными цветовыми взаимоотношениями. Сислей интересным образом создает созвучие форм облаков и форм теней, которые падают от деревьев. По характеру линий, которыми очерчиваются контуры облаков, они перекликаются с падающими тенями на первом плане. Обратите внимание на ветви, которые срезаются в верхней части, и на живописный пригорок справа со скальными образованиями, на изгибающуюся тропинку, создающую резкий треугольник, из-за чего возникает неожиданная динамика для такого, казалось бы, постепенного продвижения по этому пейзажу.

А. Сислей. Дорога в Марли-ле-Руа. 1875.

На самом деле, когда мы смотрим на это полотно, то невольно ощущаем себя путником. Когда внезапно делает поворот тропинка, а за ним возникает красноватый пригорок, затем – красно-коричневый бугорок, за ним вдруг открываются скалы. Поражает контраст фактур, сочетание цветов с фиолетовыми, лиловыми оттенками. Впечатляет игра облаков, перекликающаяся с игрой рефлексов на дорожке. Как будто возникает затейливая мелодия музыки, в которую вплетается путник, придающий ощущение реальности происходящему.

«Дорога в Марли-ле-Руа» интересна и своей обыденностью, и удивительным композиционным решением. Привлекают внимание, сначала кроны деревьев. Они являются доминантным визуальным ударом, поражают своей кучностью, пышностью, насыщенностью цветом. Сразу мы оказываемся очарованы зрелищем ритма деревьев и красивым композиционным решением. Художник уводит наш взгляд направо – там на дальнем плане мы видим еще одно дерево со столь же пышной кроной, которое находит свой отзвук в следующем дереве, завершающем ритмическое движение. А дальше возникает дом с тем же вертикальным членением и, наконец, фигурка человека.

Обращает на себя внимание и дорога, как бы разрезающая эту картину. Динамика, вызывающая ощущение движения, вполне осязаема и явственна. Вдруг мы останавливаем взгляд на двигающейся навстречу повозке, в которую запряжены две лошади. Мы чувствуем, что они приближаются к нам неторопливой рысью. Мы даже слышим цокот копыт по мостовой. Мы где-то подобное могли видеть. А если даже не видели, то возникает дежа вю. Это могло быть в нашей жизни – и мы застываем на месте. Вроде бы ничего необычного, если бы не доминанта в правой части полотна – массивное пятно деревьев.

И только потом начинаем детально рассматривать всю картину, последовательно изучаем остальные ее элементы. Сначала мы захвачены зрелищем целиком, а потом, как часто бывает, обращаем внимание на детали, когда пытаемся осмыслить открывшуюся картину. Последовательно рассматриваем мостовую, залысину полянки перед мостовой, потом видим двигающихся нам навстречу лошадей, далее слышим звуки… И потом обнаруживаем, что в глубине пространства происходит какая-то суета, замечаем одинокого путника, идущего навстречу. Все эти перемещения создают такое ощущение, как будто бы мы идем тоже, но в противоположном им направлении, в сторону деревьев. И только потом открывается созвучие, то созвучие, на которое мы уже с вами обращали внимание, формы облаков и крон деревьев, сомкнутые в единую связь, придающую целостность всему полотну. Мы поражаемся искусству художника, создающего волшебный мир, наполненный внутренними связями. В своей целостности мир обретает новое звучание. Полотно не содержит в себе каких-то новых откровений, но вместе с тем создает ощущение уютного, теплого, близкого и понятного нам мира.

А. Сислей. Храм в Морэ. 1893. Музей изящных искусств. Руан

Возникает желание ускорить шаг и поскорее прийти в эту деревню, потому что нас увлекает сама дорога, весь строй картины. Обратите внимание, что от большой массы деревьев на первом плане она сужается и затягивает наш взгляд, и возникшее любопытство вызывает желание оказаться там побыстрее – либо с намерением отдохнуть, либо узнать, что скрывается там. Прием художника – от большой массы он уходит к маленьким массам и увлекает нас туда. На мгновение останавливаемся, созерцаем картину, но дорога все равно влечет нас за собой.

У Сислея есть и зимние пейзажи. Вот один из них – «Храм в Морэ». Он написал его в нескольких вариантах – в летнее и в зимнее время. В отличие от Клода Моне мастер не исследует иллюзорность восприятия храма в зависимости от характера, не исследует его разноплановость в плане цветовых и световых рефлексов. Храм рассматривается как совокупность членений, форм, устремляющихся ввысь. Не случайно он его изображает с низкой точки, отчего кажется, что храм буквально вонзается в небо. На самом деле, храмы строились не случайно такими высокими. Они таким образом как бы символизировали взлет человеческого духа, связь его с небесной средой, с горним миром. Не случайно Саграда Фамилия, Кельнский собор и ряд других церквей возводились как можно более высокими, чтобы оказаться ближе к небу, к тому идеалу, к которому в абсолютном смысле стремился человек. Храмы являлись доминантой в пространстве города. Похоже, руководствуясь этой идеей, Сислей подчеркнуто придает вертикальный формат своему произведению.

В картине он использует белесоватые оттенки с преобладающими голубыми рефлексами, соседствуют с ними как холодные тона, так и теплые оттенки, вплоть до лимонно-желтых и коричневатых на крыше. Башенки, чередуясь, создают органное звучание этому произведению искусства. Более того, делая храм таким девственно-белесоватым, Сислей растворяет его вместе с фоном, создает единую субстанцию, где соединяет бесконечный мир небесный, музыку сфер с земным бытием, погруженным в суету, о которой свидетельствует небольшой крытый рынок, изображенный справа. Должны же мы питаться хлебом насущным, и поэтому все, что связано с торговлей, находится рядом с храмом. Почему рядом с ним? Потому что туда стекается публика. Хотя обычно торговые ряды