именно ту весну, которую запечатлел художник и сохранил для нас чисто весеннее состояние – состояние надежды, переживаний, смутных ожиданий, которые беспокоят, и, возможно, не дают заснуть, в том числе и из-за этой водной глади на картине, почти сливающейся с небом.

Перед нами «Луг», также одна из ранних его картин, отмеченная критикой. Она кажется настолько близкой, настолько нам знакомой! Мы опять же где-то это видели! Нет здесь конкретно не были, но что-то подобное точно помним. Когда мы смотрим, как Сислей создает необыкновенное многоцветье, то поражаемся: как можно такими, казалось бы, случайными ударами кисти создать картину, вызывающую ощущение присутствия? Подходим ближе – там же ничего нет, кроме, на первый взгляд, беспорядочных мазков! И вдруг, когда мы погружаемся в пространство картины, в открывшийся нам навстречу простор, то чувствуем красоту рассыпанного многотравья, запах цветов, и вновь приходит ощущение, что пейзаж, изображенный на картине, до боли нам знаком и кажется родным.

Потом взгляд устремляется вдаль, и мы видим частокол с его незатейливым, кривоватым ритмом. Понимаем, что красота этой изгороди скрывается в ее неорганизованности, нерегулярности. И вдруг за изгибами жердей взору открывается ярко освещенный пригорок с «пятнами» – полями, домиком, кронами деревьев. Завораживает контраст между насыщенностью первого плана с плотным ритмом трав и свободой дальнего плана с «заштопанными» участками пространства. Дальше поднимаем взгляд, и смотрим на облака, которые такими же островками организовывают локальные пятна, как и кроны деревьев, отчего возникает между ними неспешный диалог и мелодичное созвучие. Очень цельное и трогательное полотно, наполненное светом и звуками – поразительно звонкое полотно по ощущению. Слышна и трель кузнечиков, и трепыхание крыльев бабочек, и шуршание многочисленных насекомых в траве, и дыхание приятного летнего ветерка. С картины можно было бы даже сделать репродукцию и повесить ее у себя, чтобы зимними вечерами, любуясь ею, согреваться и вспоминать теплые летние дни. Как это замечательно!

Эта картина создает ощущение звучности дня. Небо художником смоделировано так, что облака едва намечены. Но оно занимает значительную часть полотна. Казалось бы, пейзаж тут должен быть основным. Но если его срезать, то он потеряет половину своей светоносности. Огромное же пространство неба подчеркивает звучность пейзажа – его дробность, удивительную насыщенность и фантастичность. Дома кажутся игрушечными. И мир кажется игрушечным в этом состоянии. Из-за этого мир вдруг начинает казаться нереальным.

Сислей противопоставляет дробности того мира, который является фоном, дробность и насыщенность первого плана, где он опять пишет разнотравье, и по цвету создает диалог между дальним и передним планом. В итоге получается удивительное созвучие, наполняющее пространство. И все ликует: мы, пространство, природа, яркие и красочные дома. А на переднем плане вовсю ликует сама жизнь, свет и цвет! И возникает перекличка волнообразной линии изгороди и пригорка вдали, над которым господствуют облака и небо, что создает связку между верхней и нижней частью картины. Наш взгляд то останавливается на переднем плане, то скользит по волнообразной линии. А художник продолжает погружать нас в синеющую даль. И создается чудное единение, где облака и небо, отражающееся в воде, рождают связку между верхней и нижней частью картины. Наш взгляд то останавливается на переднем плане, то увлекается перспективной линией вдаль. Мы там видим барки, лодки, дома. А художник продолжает погружать нас в синеющую даль. Рождается ощущение одновременно и реальность, и нереальность. Такая разномасштабность придает особое звучание полотну.

И конечно же, обращает на себя внимание картина «Ореховое дерево в Томри». Здесь царит ощущение праздности, отдыха, полного расслабления, раскрепощенности. Есть чувство единения с природой, то есть с той гармонией, к которой мы стремимся всякий раз, когда хотим, даже не отдавая себе отчета, соприкоснуться с природой, частью которой, по сути, являемся. Мы осознаем это не в полной мере, но интуитивно в нас присутствует желание ощутить единство с мирозданием. Люди, которых мастер рассматривает как неотъемлемую часть природы, изображены предельно безмятежно. Не как стаффаж, как это делал Моне, не как манекен, где человек присутствует безличностно, – здесь он конкретен. Мы наблюдаем их диалог и как будто находимся рядом, когда погружаемся в эту картину.

А. Сислей. Ореховое дерево в Томри. 1881. Частная коллекция

Мы чувствуем ликование воды, ее мерцание и перекаты. И как будто даже осязаем прохладную тень от орехового дерева. Мощная, раскидистая крона заполняет почти всю верхнюю часть картины, оставляя небольшой клин ярко голубого неба с застывшими легкими кучевыми облаками, с вторящим ему и рифмующимся с ним клином реки, разделёнными полоской противоположного берега с утопающими в зелени садов домами. Перспективно сужающееся речное русло погружает наш взгляд в глубину, где за деревней виднеется полоска леса, образующая линию горизонта. Активная диагональ берега реки подчеркивает ощущение несущегося потока воды. Неизвестно, горная ли это река, но течение достаточно быстрое. Отчего мы любим наблюдать за стремительным потоком рек? Многие из нас, глядя на их течение, непроизвольно задумываются о скоротечности жизни и бренности бытия… Интересен художественный прием, использованный автором, в результате которого часть тени от дерева, окрашенная в синий цвет, почти сливается с цветом реки. Постепенно, созерцая картину, мы начинаем в полной мере ощущать, чарующее обаяние живописи Сислея.

А. Сислей. Наводнение в Пор-Марли. 1872. Национальная галерея искусства. Вашингтон

Картина «Наводнение в Пор-Марли», как уже говорилось, была куплена за 43 000 долларов. В ней удивительно то, что в изображении стихийного бедствия художник находит определенную эстетику. Достаточно взглянуть на отражающийся в воде ряд деревьев и дом, золотистые всплески, световые рефлексы, всполохи и снова облака, в данном случае – беспокойные, которые всегда появляются в ветреную погоду. Мы видим ритм окон, также отражающихся в воде. Видим людей, которые подчеркивают сам характер событий, происходящих здесь, около дверей этого здания. Два человека в лодке также дополняют ощущение движения в картине.

В известной песне, в которой поется, что «у природы нет плохой погоды», отражается многофакторность природы: сама по себе она ни плоха и ни хороша, а просто такова, какова она есть. И если мы способны увидеть в ней что-то волнующее, что-то, располагающее к созерцанию, любования ею, то неважно, это потоп или шторм. Нас восхищают картины буйства природы. Но согласитесь, если мы находимся в утлом суденышке во время шторма, то это вовсе не может доставить нам радости. Но созерцание картины «Девятый вал» Айвазовского восхищает наше воображение тем, как светятся волны, как они вздымаются, образуя впадины, создавая необыкновенную картину движения и цветовых рефлексов.