Сергей сказал, что баня готова. Взяв все необходимое, они вместе пошли туда. Он размочил в горячей воде дубовый веник. Плеснул из ковша на раскаленные камни… Клубы пара наполнили помещение. Таня взяла веник и принялась хлестать им возлюбленного. Тот и засмеялся, и заойкал одновременно.

Чистые, разгоряченные, румяные, они вышли из бани. На душе стало легко-легко. Свежий воздух пьянил. Татьяна быстро выставила на стол все, что приготовила на ужин. Плюс к этому — сметану, овощи, бутылочку охлажденной «беленькой». Серега по-хозяйски распечатал водку и наполнил маленькие граненые рюмочки, оставшиеся в целости и сохранности, наверное, еще со времен развитого социализма. Они чокнулись, осушили содержимое рюмочек и принялись ужинать. При этом они разговаривали на простые житейские темы, будто несколько часов назад не было никаких рассуждений о мести недругам и отъезде за границу.

Ночь была волшебной. Красота и неистовство любви взяли верх над мыслями. Казалось, что ничего вокруг не существует. Что на целом белом свете есть только он, она и их светлое чувство…

К утру за окном начал моросить мелкий дождь. Сама погода диктовала лень и сонливость. Обычно при такой погоде голову от подушки невозможно оторвать. Однако Лазарю это ничуть не помешало подняться с постели ни свет ни заря.

— Ты куда, милый? — спросила сквозь сон Татьяна.

— Отлучусь, — коротко ответил тот и подался во двор.

Сев за руль взятого напрокат у одного из сельчан «жигуленка», Серега укатил прочь. Сон у Гребенниковой как рукой сняло. Она встала с кровати и прошлась босиком по холодным половицам до окна, которое выходило в сторону улицы. Отодвинув шторку, она проводила удаляющуюся машину грустным взглядом. Внутри нарастало тревожное предчувствие. Женщина жалела, что не подскочила с кровати сразу же, когда любимый стал выходить из избы. Жалела, что хотя бы не расспросила его о том, куда он все-таки направляется и с какой целью. Однако теперь было поздно о чем-то жалеть. Теперь нужно было смиренно ждать, когда и с чем Серега вернется.

Алена лежала на больничной койке в VIP-палате одной из престижных частных клиник столицы. Голова забинтована. Под глазом сиял пока еще не исчезающий синяк. Множество проводков тянулось от нее к хитрой медицинской аппаратуре новейшего поколения. Аппаратура фиксировала малейшее изменение в состоянии пациентки. Сама пациентка чувствовала себя сносно. Голова больше не кружилась. Женщина стала вполне адекватной и могла говорить. И это несмотря на то, что на днях она получила не просто сотрясение мозга, а травму черепа. Хорошо, что хоть «Скорая помощь» быстро подоспела. Ну, и в дальнейшем врачи сработали весьма оперативно, сделав все возможное, чтобы пострадавшая от семейного скандала не умерла. А далее вмешался брат — организовал место в блистательной клинике и обеспечил надлежащий уход за больной сестрицей. Собственно, об этом он не переставал щебетать, словно заговоренный. Хотел продемонстрировать заботу и расставить нужные акценты, прежде чем Алена начала бы в очередной раз гнуть свою линию. «Свою чертову бредовую линию», — отметил про себя Виктор, а вслух ласковым голосом справился:

— Ну, как тебе здесь, родная? Правда ведь, хорошая палата? Я бы сказал — отличная! Думаю, ты заметила, насколько здесь уютно и комфортно. Ты знаешь, какие очереди в эту клинику? Огромные! Длинные, как Великая китайская стена! Столько людей хочет попасть именно сюда, что ты даже представить себе не можешь. Ведь здесь самые лучше специалисты не только Москвы, а и всей России. Ну, и оплата, как ты понимаешь, здесь соответствующая. Но ты же знаешь, что мне для тебя и твоего здоровья ничего не жалко. Если тебе еще что-то нужно, ты только скажи, и я все для тебя сделаю. Иначе и быть не может. А почему? Да потому, что я твой брат! А ты моя сестра! Что может быть крепче, чем кровные узы! Как жалко, что в наше время многие об этом забывают…

Битов сбился на дешевый пафос, от которого за версту разило фальшью. Сестра эту фальшь ощутила буквально с первых ноток. Да, ей хотелось верить в то, что брат действительно ее любит и заботится о ней. Однако на поверку все выходило совсем иначе. Мягко стелет, да жестко спать… Алена прекрасно понимала причину всего этого пустого треска. Однако продолжала его слушать в надежде, что брат наконец устанет и прекратит нести «прекрасную чушь», за которой скрывались его собственные корыстные цели и интересы. Витя не умолкал. Поток «прекрасной чуши» все продолжался и продолжался, пока изрядно не вымотал пострадавшую.

— Постой, — промолвила она, прерывая «голосистого соловья».

— Что-то случилось? Тебе плохо? Позвать доктора? — изобразил волнение Битов.

— Неужели ты думаешь, что Геворг мне полностью мозги отшиб и я совсем ни черта не соображаю? — обратилась она к брату с вопросом.

— Погоди. Нет, конечно. Что за мысли такие? — продолжал Виктор играть в чуткость и отзывчивость, слегка «подкашивая под дурачка».

— Тебе маска не жмет? — спросила она с иронией и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты же сейчас сам не свой. Думаешь, если сделать вид, что сдуваешь все пылинки с глупенькой маленькой сестрички, она сразу же потеряет рассудительность? Дорогой мой, я слишком хорошо тебя знаю… Ты кричишь на весь мир о том, что заботишься обо мне. Но на самом деле за этой твоей заботой кроется отнюдь не братская любовь. Можешь даже не пытаться отрицать это, я все равно тебе не поверю. И эту больничку с дорогими врачами, и эту палату со сверхсовременной техникой ты устроил с определенным расчетом. Ты хочешь, чтобы я отозвала свое заявление в полицию и там прекратили бы уголовное дело против Геворга. И уж, конечно, ты хочешь, чтобы я с ним ни в коем случае не разводилась. А все потому, что ни первое, ни второе тебе невыгодно. Да ты и печешься обо мне, с одной стороны, чтобы задобрить. Но с другой-то стороны, ты просто боишься, что я отдам концы и твой чертов бизнес-партнер Геворг Гаспарян перестанет быть связанным с тобой подобием семейных уз. Возможно, я и в самом деле дура, но такие очевидные вещи улавливаю мгновенно. Так что можешь не стараться. Веди себя естественно. Непринужденно. Без этих вот скоморошьих кривляний. Смотреть же противно, ей-богу.

Битов молча, не перебивая, выслушал сестру. По сути, ему нечем было крыть. Сестра говорила правду. Уж самому-то себе можно было и не врать. А вот сестре… «Дурехе этой»… Почему бы и нет? И вот после всего сказанного ею он рискнул не менять тона разговора, пытаясь по-прежнему продолжать играть роль заботливого брата. И это при том, что Алена за эту неуклюжую актерскую игру, образно говоря, закидала его гнилыми помидорами да тухлыми яйцами. Бита сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Хотя подобного рода выпады со стороны сестренки были таким же редким явлением, как заморозки в пустыне Сахара. Он одарил ее долгим пристальным взглядом печального кота. Получилось опять-таки не очень. Возможно, какая-нибудь экзальтированная дамочка и клюнула бы на этот взор, поверив в фальшивую печаль. Но только не Алена. На нее это не подействовало.

— Леночка, мне очень обидно и горько слышать от тебя такие слова, — промолвил он, когда сестра буквально на мгновение отвела от него свой взгляд. — Я слушаю тебя и кажется, будто это говоришь не ты, а кто-то другой. Это ужасно. Что происходит с родным человеком… И знай, я не обижаюсь на тебя. Понимаю, что все это лишь проявления посттравматического синдрома. Ты не вполне адекватно реагируешь на реальность. Все-таки хорошо, что я позаботился поместить тебя именно в эту клинику. Доктора помогут тебе прийти в себя. Ты выбросишь из головы все глупые мысли. Забудешь о своих навязчивых идеях. Я более чем уверен, когда твои дела пойдут на поправку, ты не будешь говорить так, как говорила только что. Ты станешь прежней. И я наконец-то увижу перед собой мою сестру такой, какой видел все эти годы.