Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни в коем случае. Они не станут полноценными магами, но обратятся в ваш источник силы. Если твоя энергия на исходе, ты будешь тянуть её из хранителя. Именно поэтому некоторые рабы погибают от связки с боевиком. Ох, дочь. Многое тебе ещё предстоит узнать о взрослом мире.
Дьявол многоликий! Почему нам не объясняли этого на занятиях? Почему ограничивались общими вещами? Даже в учебниках не показан весь ужас происходящего.
— Скажи, как ты себя чувствуешь? — Вопрос, заданный с нешуточным волнением. — Тебе дадут отсрочку на год, если ты слаба или испугана.
— Всё хорошо. Я пойду на инициацию, отец. Как иначе?
— Не сомневался, что ты ответишь именно так. Мы с матерью беспокоимся за тебя, ребенок, — папа поцеловал меня в макушку. — Ольга тоже переживает.
— Скажи им, что всё хорошо. Пап, прошу, разберись с тем, кто хотел меня похитить.
— Разумеется.
— Пап… — подумав, прошептала я. — Могу я попросить тебя еще кое о чем? Очень личном. Обещай не задавать вопросов.
Отец удивленно изогнул бровь, но кивнул.
* * *
До следующего вечера меня продержали пленницей целебного крыла. Так себе развлечение, скажем прямо, зато не пришлось идти на прощальный вечер. Я слышала, как грохочут салюты, как смеются пьяные студенты, и думала, что окончательно переросла учебу.
Не было во мне желания вернуться в эти стены, как иногда возвращаются выпускники, чтобы преподавать. Не хотелось повторить «чудесные годы».
Кажется, я перегорела.
Ну а когда всё-таки воротилась в свою спальню, то обнаружила там Стьена. Абсолютно здорового и невредимого. Он сидел за рабочим столом в одних только штанах и вчитывался в какой-то справочник. Брови нахмурены, губы повторяют прочитанный текст, указательный палец водит по строчкам.
Хвала небесам, всё нормально!
Я кинулась ему на шею, не отдавая себе отчета в том, что творю. Это было на уровне наивных девичьих инстинктов. Стьен даже опешил от моей напористости, но притянул меня к себе, заключив в кольцо рук, и прошептал на ухо:
— Лис, я безумно волновался.
Я тоже, бесы бы побрали весь этот белый свет! Места себе не находила, готова была разрыдаться от безысходности. Если бы с ним что-то сделали. Если бы сломали его вновь, и все те недели, что Стьен учился дышать полной грудью, оказались бы напрасными — я бы разнесла эту чертову гимназию по кусочкам.
— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что было раньше? Я не могу уснуть ночами, меня гложет это. Из-за меня ты…
— Я простил в тот самый день, когда ты выкупила меня на невольничьем рынке, — ответил коротко и без единого сомнения.
Он такой горячий, почти обжигающий, и дыхание его шумное будоражит во мне демонов. В жесткие волосы так приятно вплетать пальцы, и сердце его бьется громко-громко, словно спешит сообщить всему миру: я живой.
У него нежные руки, а касания всё ещё нерешительны. Он проводит по моему позвоночнику кончиками пальцев, оглаживает талию. Взгляд синих глаз пьянит круче любого алкоголя.
Я задыхаюсь от нашей близости, от того, как легко забыться с ним, потерять счет времени. Раствориться без остатка, потому что нет ничего желаннее, чем этот мужчина.
— Ты нужен мне, — пролепетала чужим голосом. — Весь. Целиком. Всегда. Пожалуйста…
Он и сам всё понял. Эта жажда, с ней невозможно бороться. Ей нужно утолить. Утихомирить голод.
— Лис, ты хочешь этого?..
Всей своей сущностью. Каждой клеточкой тела. Каждым вдохом и выдохом. Я всегда мечтала о постели, устланной лепестками роз, и втайне презирала тех, чья невинность была утеряна в стенах гимназии.
Ведь первый раз должен быть особенным.
Но сейчас я не представляла рядом с собой другого мужчину, которому захотела бы довериться столь сильно. Кого могла бы обнимать так ненасытно, чьи поцелуи выжигали бы на мне собственнические метки.
У нас почти не осталось времени, а будущее не сулит ничего, кроме разочарования и боли. Кроме кровавых сражений и бессонных ночей.
Так пусть сегодняшний день будет особенным. Пусть он принадлежит только нам.
— Да, — на всхлипе. — Только если ты не…
Его губы, что пленили мой рот, не позволили договорить. Умелые пальцы уже нащупывали шнуровку на моей рубашке, и мир вокруг потерял какую-либо значимость.
* * *
Стьен никогда не думал, что бывает так. По-настоящему. Когда появляется отупляющее чувство собственности, и поцелуи дарят не боль, но наслаждение. Когда близость с кем-то дарует немыслимое удовольствие. Когда телами выплетаются узоры, и два дыхания звучат в унисон. Когда не хочется отрывать взгляда от той, которая видит тебя насквозь.
А в груди отчаянно колотится сердце.
Оказывается, та плотская любовь, которой его обучали хозяева, бывает красивой и нежной, без толики пошлости.
На простынях, влажных и сбитых, было горячо лежать. Алиса свернулась клубочком и прижалась к его груди, словно дикий зверек, наконец-то доверившийся человеку.
Стьен боялся спугнуть это хрупкое счастье. Перебирая её позвонки, оглаживая мягкую кожу, он впитывал в себя воспоминание о девушке, что навсегда останется для него единственной. Той самой, что сломала оковы и впустила в обезображенное сердце весну.
Девушка, пахнущая ранней сиренью. Девушка, умеющая быть нежной и страстной.
Та ночь пролетела незаметно. Не спалось, да и как сомкнуть глаза, когда рядом Алиса? Родная, такая понятная и в то же время — загадочная до бесконечности. Каждый её поступок, каждое слово казались ему ненастоящими. Потому что не может госпожа аристократических кровей быть такой.
Хрупкая. Ранимая. Искренняя. Но, вместе с тем, готовая сражаться до последней капли крови, вырывая у смерти победу. Истинный воин.
Светало, и солнечный луч коснулся щеки Алисы. Прокрался по лицу, настырно залезая в глаза. Она поморщилась и откатилась к стене, вжавшись носом в подушку.
Стьен бесшумно вскочил с кровати, посмотрел на девушку с улыбкой и хотел укрыть её одеялом, но вдруг замер от неожиданности.
На простынях осталось алое. Кровь.
Алиса была невинна?!
Нет. Не может быть. Она ни единым жестом не намекнула, что ей больно, не просила остановиться. Не плакала.
Вдруг показалось, что он совершил ужасное преступление. Пусть их связь и была божественным даром, но раб не имел права покуситься на невинность своей хозяйки. Ведь это сокровенное, она должна была расстаться с целомудрием в постели с женихом или супругом. Но не с ним. Не с разовой игрушкой.
Стьен не питал надежд и знал, что однажды Алиса уйдет. Может быть, она и оставит его в качестве своего хранителя, но никогда не останется с ним. Бросит ради кого-то более достойного.