высокой рождаемости они скоро достигнут численного превосходства, восточные евреи ждали только случая, чтобы заявить о себе, — и такой случай им представился после инцидента в квартале Вади-Салиб в июле 1959 г. (Гл. XV). Неудовлетворенные результатами слушаний в специально созданной комиссии кнесета, многие выходцы из стран Востока предпочли отстаивать свои требования с помощью экстремистской и популистской Организации североафриканских репатриантов. Эта немногочисленная организация, никогда не имевшая сколько-нибудь значимой политической силы, отличалась воинственным настроем (подобно “Черным пантерам”[29] 1970-х гг., см. Гл. XXIV) и защищала свои интересы, проводя демонстрации протеста, выступая на страницах газет и подавая жалобы в кнесет. Во всяком случае, к тому времени ашкеназский “истеблишмент” уже достаточно хорошо оценил проблему расколотого на части общества, и такого рода осведомленность способствовала принятию важных политических решений в сфере экономики и образования.

Проблемы образования вызывали в стране наибольшую обеспокоенность. Несмотря на значительные усилия, предпринятые правительственными учреждениями в 1950-х гг., школьное образование в городах развития продолжало оставаться на постыдно низком уровне. По состоянию на 1959 г., коэффициент отсева учащихся в начальной школе достиг 10 % в мошавах и городах развития, население которых составляли в основном выходцы из стран Востока. Что еще хуже, всего 28 % учащихся в населенных пунктах, находившихся на периферии страны, продолжали посещение средней школы после первого года обучения. Министерство образования, глубоко обеспокоенное таким положением вещей, учредило в 1962 г. Центр образовательных учреждений, требующих особого внимания. Само название Центра указывало на то, что он создавался для оказания помощи школам, находящимся в районах трущоб и в городах развития — то есть в местах проживания выходцев из стран Востока. Школы, отнесенные к категории “требующих особого внимания”, переводились на особое положение — им предоставлялись субсидии на приобретение книг и аудиовизуального оборудования, выделялись фонды для организации продленного учебного дня и продленного учебного года; опытным и высококвалифицированным педагогам, соглашавшимся работать в таких школах, предоставлялись особые ссуды (которые зачастую получали статус безвозвратных).

Местные органы управления, со своей стороны, с целью стимулирования учебы, ввели программу “ступенчатых платежей”, в рамках которой учащиеся с более высокими баллами могли платить за продолжение учебы в средней школе меньше или вообще получать освобождение от оплаты (в зависимости от доходов их родителей). К 1965 г. под действие этой программы попадали 45 тыс. учащихся средней школы. Эта цифра могла быть и более значительной, если бы в семьях выходцев из восточных стран не существовала традиция, согласно которой дети начинали работать сразу же по окончании начальной школы. Но и в ситуациях подобного рода правительство, с тем чтобы поощрить способных детей продолжать учебу, в определенных случаях было готово выплачивать особые семейные стипендии, которые могли бы компенсировать детские заработки. В 1965 г. рассматривалась также возможность поэтапного увеличения на один год бесплатного обязательного школьного образования. Наряду с этими действиями, Министерство образования, Еврейское агентство и Армия обороны Израиля предпринимали также усилия по развитию программ обучения для взрослых. Так, по состоянию на 1963 г., Израиль расходовал на нужды образования 7 % своего ВНП (для сравнения: в Великобритании эта величина составляла 4,5 %, в США — около 5 %). Расходы Министерства образования в 1963 г. составляли 12 % национального бюджета — будучи вторыми по величине после расходов на оборону.

Нельзя сказать, что результаты этой программы были вовсе незаметными. В 1951/1952 учебном году только 42,8 % детей в возрастной группе 1417 лет продолжали учебу в средней школе, тогда как в 1964/1965 учебном году эта доля составила 63 %. Однако лишь 16 % из этого числа получили аттестаты зрелости с отметками, дающими право на продолжение учебы в высших учебных заведениях. Как и следовало ожидать, лишь 8 % детей из восточных семей вообще получили аттестаты зрелости. К 1966 г. выходцы из стран Востока составляли 51 % студентов израильских колледжей, но всего 13 % студентов университетов. Возможно, лучшим результатом энергичных усилий государства в области образования в 1960-х гг. следует считать стабилизацию разрыва между учащимися из восточных и европейских семейств и даже наметившуюся тенденцию к сокращению этого разрыва.

В области экономики также обозначился определенный прогресс. По инициативе правительственных учреждений обеспечивались — а иногда и искусственно создавались — рабочие места, в частности, для неквалифицированных работников из стран Востока (в рамках коммунальных проектов и в районах развития). К этому времени некоторое количество евреев — выходцев из восточных стран (главным образом, из Египта и Ирака) начало занимать должности в среднем управленческом звене. Никто из восточных евреев еще не достиг высших командных должностей в Армии обороны Израиля, однако к 1971 г. они уже составляли почти половину унтер-офицеров и успешно продвигались по службе вплоть до звания капитана. Но самое главное: экономический разрыв между восточными и ашкеназскими семьями стал уменьшаться. Действительно, средние доходы восточных семей все еще составляли 70 % от доходов ашкеназских семей, но реальные доходы самых бедных слоев населения увеличились на 35 %, тогда как рост доходов всего населения составил 26 %.

Эти обнадеживающие данные не отражали общей картины положения дел в национальной экономике. Хотя выходцы из стран Востока составляли 24 % всей рабочей силы страны, их доля (по состоянию на 1969 г.) в категории работников интеллигентного труда или свободных профессий составляла всего 16 %, а в категории служащих —19 %. Их семьи были более многочисленными, чем семьи европейских евреев, и потому доход на каждого члена семьи был ниже. Пропасть между этими двумя группами была особенно заметна при сравнении их жилищных условий. К 1967 г. 120 тыс. семейств, или 20 % еврейского населения страны, ютились в третьеразрядных жилищах, а то и просто в трущобах, — и 83 % из них были семьями репатриантов из стран Востока. В 1965 г., сознавая всю ту социальную опасность, которую несет с собой упадок городов, кнесет принял закон о расчистке и восстановлении городских районов, согласно которому трущобы трех основных городов страны подлежали сносу, а их обитателям предоставлялось либо альтернативное жилье, либо денежная компенсация. Однако реализация этой программы фактически не началась до Шестидневной войны, а впоследствии ее осуществление велось весьма медленными темпами, ввиду роста расходов на оборонные нужды. Так, в 1969 г. плотность проживания у 83 % ашкеназских семей была менее двух человек на комнату, и это при том что такой же уровень плотности проживания был достигнут лишь для 49 % восточных семей.

Разрыв между двумя общинами, хотя и уменьшавшийся в некоторых сферах, но, безусловно, так и не ликвидированный до конца, продолжал оставаться основным источником недовольства выходцев из восточных стран. К 1967 г. большинство из них жило в Израиле уже около 15 лет — то есть их вряд ли можно было назвать новичками или неопытными людьми. Подобно арабам, они оценивали свои достижения, исходя в первую очередь не из своего