победу партии Мапай на выборах, кнесет столкнулся с серьезными проблемами, и срок деятельности коалиции оказался непродолжительным — точнее говоря, Бен-Гурион сам сократил его.

Вся ситуация возникла по вине Пинхаса Лавона, занимавшего ранее пост министра обороны. Лавон был вынужден уйти в отставку из-за катастрофического провала операции израильской разведки в Египте (Гл. XVII). Хотя он и получил почетный и влиятельный пост генерального секретаря Гистадрута, Лавон никак не мог забыть крайне неприятные обстоятельства своего ухода из правительства и вынашивал планы ответного удара. Шли годы, и он беспомощно наблюдал за тем, как ключевые министерские посты занимают другие. Было ясно, что Бен-Гурион готовил себе на смену молодых политиков, пользовавшихся его покровительством, и, среди прочих, Даяна и Переса, о которых Лавон думал с особой неприязнью. И эти политические деятели, и другие, менее известные технократы один за другим занимали важные посты в армии, в правительстве, а также в партийном аппарате Мапай.

Надо сказать, что в Мапай на протяжении уже ряда лет назревал тихий бунт против старой партийной олигархии, ветеранов второй и третьей алии. Даян, вступивший на политическое поприще в 1958 г., сразу же присоединился к “Молодой гвардии” (группа молодых деятелей партии, тесно связанная с Д. Бен-Гурионом) и довольно скоро стал ее неформальным лидером; большинство своих политических заявлений он сделал именно на ее собраниях.

Однако Даян довольно скоро перенес направленность критических выступлений “Молодой гвардии” с внутрипартийных дел на общее положение дел в израильском обществе. Ставя под сомнение многие традиционные ценности рабочего движения, он подвергал самой острой критике принятые в Гистадруте методы составления коллективных договоров и принципы защиты неумелых и малопроизводительных работников. Даян, совместно со своим другом и союзником Шимоном Пересом, призывал перенести основное внимание с “идеологии халуцианства” на “эффективность государственной деятельности”. Они утверждали, что технократия и меритократия (власть достойных), а не право старшинства и идеология должны отныне стать определяющими принципами современной администрации. Перес, Даян и их сторонники впоследствии приняли самое активное участие в преобразовании существовавших еще до становления государства добровольных институций в “официальные” государственные агентства. Сам Бен-Гурион, следуя — возможно, и неосознанно — курсу, предложенному Жаботинским, показал пример в этом плане, учредив единую армию и систему образования. Теперь “Молодая гвардия” настаивала на аналогичных преобразованиях в системе больничных касс, медицинских учреждений Гистадрута, с целью создания системы государственного социального медицинского обслуживания, а также на национализации автобусного транспорта и целого ряда культурных учреждений, находившихся в сфере компетенции Гистадрута. Они также говорили о необходимости вновь ввести политику строгой экономии и заморозить рост уровня жизни для того, чтобы изыскать средства на развитие Негева и отраслей экономики, производящих товары на экспорт. Все эти предложения шли вразрез с традиционной политикой Гистадрута.

Собственно говоря, Лавон и его коллеги не оставались глухими к требованиям времени. Нередки бывали ситуации, когда они демонстрировали сдержанный подход к повышению заработной платы своим сторонникам. На протяжении периода 1955–1959 гг. Лавон, как генеральный секретарь Гистадрута, осуществил целый ряд далеко идущих изменений в его структуре — таких, как децентрализация Солель боне, повышение квалификации персонала Гистадрута, принятие новых правил работы автобусных кооперативов. Однако Лавон не хотел и слышать о переменах, связанных с больничными кассами, — медицинское страхование было самым значительным стимулом для привлечения новых членов Гистадрута и основой власти самого Лавона. В 1958 г. Лавон, уязвленный ростом популярности и влияния Даяна, перешел в контрнаступление, обвинив Даяна и его друзей в “карьеризме” и заявив, что традиционные лидеры, социалисты-сионисты из поколения халуцим, должны сохранять главенствующее положение, а иначе Израиль утратит свою особую роль. Упреки и нападки Лавона не смогли повредить репутации лидеров нового поколения — ведь те, помимо всего прочего, пользовались энергичной, хотя и не особо афишируемой, поддержкой самого Бен-Гуриона.

Но вот в апреле 1960 г. в распоряжение Лавона неожиданно попала критически важная информация, которая позволила ему по-новому взглянуть на свое политическое будущее. Глава секретной службы Мосад Исер Гарэль[30], изучая протоколы комиссии Ольшана—Дори (1954–1955 гг.) по делу провалившейся египетской операции, обратил внимание на две несообразности в показаниях полковника Биньямина Джибли, бывшего тогда главой военной разведки Израиля, и довел свои замечания до сведения Лавона. Так, Джибли заявил, что Лавон лично отдал приказ о взрыве в каирском кинотеатре, сделав это на совещании, проходившем в его, Лавона, доме. Однако в действительности это совещание проходило через неделю после провала всей операции. Что касается второй несообразности, это была копия письма Джибли, адресованного Даяну, содержавшая фразу “согласно приказу министра обороны”. В деле же был подшит оригинал письма, в котором не имелось этой принципиально важной для следствия фразы — то есть, по всей вероятности, копия письма, представленного в адрес комиссии Ольшана—Дори, была подделкой. В мае Лавон довел новые свидетельства до сведения премьер-министра и потребовал своей полной реабилитации по делу, связанному с провалом египетской операции. Пообещав немедленно расследовать все обстоятельства этого дела, Бен-Гурион назначил новую комиссию под председательством судьи Верховного суда Хаима Когена.

Едва комиссия Когена начала свою работу, ее вниманию была предложена новая, еще более поразительная информация. За полгода до рассматриваемых событий, в ноябре 1959 г., в Иерусалиме проходили слушания по делу Пауля Франка, бывшего офицера связи европейского отдела израильской разведки. Франк обвинялся в государственной измене, и дело слушалось на закрытых заседаниях. Судя по всему, Франк был двойным агентом, который избежал ареста в Египте, предав там своих друзей. Давая показания перед окружным судом, Франк пригрозил, что он “не намерен тонуть в одиночку”. Далее он признался, что дал ложные показания, выступая в качестве свидетеля перед комиссией Ольшана—Дори. В 1955 г. он заявил, что не получал никаких указаний от своего руководства. Выяснилось, однако, что помощник Джибли дал Франку подробную информацию о слушаниях в комиссии Ольшана—Дори и проинструктировал его относительно того, какие именно показания ему следует давать, чтобы дискредитировать Лавона. Тогда Франк поступил согласно приказу начальства. Сейчас же, в Иерусалиме, в ожидании двенадцатилетнего срока заключения (к которому он и был в конечном итоге приговорен), Франк решил отомстить. Эта информация также стала достоянием Лавона, и он был просто поражен. В сентябре 1960 г., вернувшись из проведенного за границей отпуска, генеральный секретарь Гистадрута глухо намекнул в беседах с журналистами, что в свое время его “подставили” по политическим соображениям. Он потребовал, чтобы ему предоставили возможность выступить перед комиссией кнесе-та по иностранным делам и обороне. На протяжении последующих недель состоялось несколько полных драматизма заседаний комиссии, причем некоторые фрагменты стенограммы каким-то образом попали на страницы газет. При этом, в ответ на высказанные Лавоном обвинения в клевете и лжесвидетельстве, сотрудники Министерства обороны распространили информацию о его