За столом повисла тишина. Дамы густо покраснели за исключением старушки Белобровкиной, которая, кажется, не расслышала последних слов. Она спросила:

– А по какому делу вас допрашивали?

– Да в связи с тем восстанием на Сенной площади, – ответил поручик.

– Сенатской! – Его поправили чуть ли не хором.

– В общем, позавчера на балу я познакомился с господином Никодимовым, – сказал Ржевский, – а он оказался связан с бунтовщиками. И меня допрашивали, чтобы выяснить, не бунтовщик ли я.

– Это безобразие! – воскликнула губернаторша. – Сегодня все темы неприятные. Давайте сменим тему.

– Согласен, душечка, – произнёс Всеволожский. – Давайте поговорим о чём-нибудь приятном.

– О дамах? – предложил Ржевский.

– Можно и о дамах, – вдруг подал голос Бенский и обратился к поручику. – Давно хотел вас спросить, Александр Аполлонович. Ходят слухи, будто вы после Заграничного похода женились. А жена ваша – кавалерист-девица Александра Азарова.

Чета Ветвистороговых, которым, конечно, сказали, что Ржевский – почти жених Тасеньки, весьма удивилась. Старушка Белобровкина осталась невозмутимой. Наверное, опять не расслышала. Губернатор переглянулся с супругой, а затем оба они посмотрели на Тасеньку.

– Александр Аполлонович, это правда? – дрогнувшим голосом спросила та.

Генеральша Ветвисторогова бросила на поручика неодобрительный взгляд, который будто говорил, что в жизни, конечно, всегда есть место обману, но надо же знать границы!

Ржевский поспешил оправдаться, ведь на этот раз Бенский пытался выставить его в дурном свете совершенно незаслуженно.

– Слухи врут, Сергей Сергеевич! – с видом полного превосходства заявил поручик. – Во-первых, это не я, а родственник мой – Дмитрий Ржевский. Во-вторых, он не женился, а был помолвлен. И, в-третьих, кавалерист-девица вовсе не Азарова, а Дурова. И звали её не Александрой, а Надеждой… Не знаю, на что надеялась эта Дурова, когда крутила с Дмитрием роман, но когда помолвку расторгли, девица сочла себя весьма обиженной.

– О! – Бенский притворился, будто не собирался никого порочить, и с самым невинным видом спросил: – А что же дальше? Кавалерист-девица вызвала вашего родственника на дуэль?

– Нет-с, – всё так же с видом превосходства ответил Ржевский. – Она села за мемуары и объявила: «Обо всех напишу, а про этого мерзавца ни словом не обмолвлюсь».

– А родственник ваш что? – спросила губернаторша, уже успевшая оправиться от потрясения.

– А ничего. – Поручик пожал плечами. – Он так и не понял, почему отсутствие его имени в мемуарах может быть обидно. Если хотят обидеть, то напротив – упоминают в мемуарах и выдумывают всякий вздор. А девица Дурова ничего не выдумала. Странная особа. В общем – Дурова и есть.

Ржевский улыбнулся собственному каламбуру, но в то же мгновение понял, что сам дурак. Только что был отличный шанс избежать помолвки! Следовало всё подтвердить, а не отрицать, ведь женатому нельзя жениться. А теперь шанс оказался упущен.

«Если б не водка, я бы соображал лучше», – упрекнул себя Ржевский.

– Господа, – бодрым и весёлым голосом произнесла Тасенька, – а я, кажется, знаю тему, которая всем понравится. Александр Аполлонович замечательно рассказывает о своих приключениях на войне. Пусть он нам что-нибудь расскажет. Вы же расскажете, Александр Аполлонович? – она легонько тронула Ржевского за руку.

«Как с женихом со мной обращается!» – подумал поручик, но был не в силах сказать «не трогайте меня, барышня» или как-то по-другому дать понять наглой девице, что её фамильярность неуместна. Когда она спросила, правда ли, что поручик женат, голос её так искренне дрогнул, что даже у бесчувственного чурбана сердце ёкнет. Подвергать Тасеньку новому испытанию сейчас было как-то стыдно.

– Александр Аполлонович, а ты что же, женат? – спросила Белобровкина.

– Нет, не женат! – заорал ей Ржевский. – Это всё слухи!

Меж тем совершилась перемена блюд. К столу подали утиное конфи, а если по-простому, то тушёные утиные ножки с картофелем.

Также подали красное вино. И как ни пытался губернатор делать знаки лакеям, что поручику надо наливать поменьше, Ржевский вытребовал себе законную долю. Хватал лакеев за ливреи, кричал «эй, не жалей!» и не отпускал до тех пор, пока бокал не оказывался наполнен почти до самых краёв.

* * *

После первого же бокала красного вина, отлично дополнившего гостиничную водку, Ржевский подумал, что избежать помолвки ещё можно. Ведь губернаторша – француженка, и если, как все просят, рассказать что-нибудь о войне, то можно выбрать не просто занятную историю, а такую, где французы представлены в глупом виде. Губернаторше-француженке это не понравится. А если она будет расстроена, то и губернатор – тоже. И помолвка с племянницей губернатора отменится сама собой!

Конечно, поручик, ещё только собираясь на обед, решил хамить, но лишь теперь понял, как хамить и кому:

– Прежде, чем начать, господа, – обратился Ржевский к собранию, – мне нужно найти кого-нибудь, кто знает французский. Вы же знаете французский? – спросил он губернаторшу-француженку.

Та даже не сразу нашлась, что ответить.

– Да, – наконец сказала она по-русски.

– Прекрасно! – воскликнул Ржевский. – Тогда вы сможете меня поправить, если я стану не так произносить французские фразы.

– Но что у вас за история, поручик? – не выдержала Ветвисторогова.

– А история такая, – начал Ржевский. – Было это в ноябре двенадцатого года, после сражения на реке Березине. Наш полк преследует отступающих французов. Меня с отрядом посылают на разведку. По пути – деревенька. Заезжаем – ни души! На всякий случай осматриваемся. Вдруг из сарая вылезает француз, закутанный в лоскутное одеяло, на носу висит сопля…

Губернаторша с подозрением посмотрела на поручика. Судя по всему, настроилась обидеться, так что Ржевский готовился продолжать в том же духе, но услышал голос генеральши Ветвистороговой:

– Фи! Поручик, избавьте нас от таких подробностей.

Это был тяжёлый выбор! Разозлить губернаторшу означало в то же время потерять благоволение красавицы, которая по всем признакам была настроена изменять мужу. Но если не злить губернаторшу, то помолвка с Тасенькой становилась почти неизбежной.

Ржевский мысленно выругался.

– Сопля? – произнёс он вслух. – Я сказал «сопля»? Да нет же! Сабля! Сабля висела…

– На носу? – ехидно спросил Бенский.

– На боку! – ответил поручик. – На боку у него висела сабля. Но по всем признакам он не вынимал её из ножен очень давно.

Губернаторша слушала с благожелательной улыбкой, а вот Ветвисторогова отвлеклась, высказывая некое пожелание лакею.

Ржевский решил, пока она не