– Я ухожу, – объявляет она. – У меня запись к врачу.

– Во сколько вы вернетесь?

– Я не вернусь.

– Да? – удивляется секретарша. – Какие будут указания?

– Никаких. До завтра, Натали.

Она выключает компьютер, надевает пальто и сбегает. Дверцы лифта открываются, она оказывается нос к носу с Мартеном и Пардье, которые над чем-то смеются.

Плохая была идея.

– Ты уже уходишь? – коварно удивляется Мартен.

Он смотрит на часы, директор поступает так же.

Час от часу не легче.

– У меня встреча в городе.

– С кем? – спрашивает Пардье.

– С врачом.

– Вы заболели, малышка?

Она не выносит, когда он называет ее малышкой, особенно в присутствии Мартена.

– Не знаю, просто плохо себя чувствую.

– И верно, ты совсем бледная, – иронизирует Мартен. – У тебя измученный вид.

– Наверняка подцепила какой-нибудь вирус, – отвечает Хлоя. – Завтра будет лучше.

– Отдохните, малышка. Сейчас надо держаться.

Она заходит в лифт, нажимает на нулевой этаж. Мартен оборачивается, посылает ей особенно мерзкую улыбочку. Потом, пока дверцы медленно закрываются, она успевает заметить, как он кладет руку на плечо босса и что-то шепчет ему на ухо.

– Погоди, ты у меня свое получишь, – бормочет Хлоя.

* * *

– Шеф?

Гомес знает, что этот голос ему знаком. Но не помнит, кому он принадлежит. Может, из-за той дряни, что медик вкатил ему утром. Может, он сходит с ума. На этот раз по-настоящему.

В дверях комнаты появляется Лаваль.

– Дверь была открыта, – извиняется он.

Гомес поднимает голову, лейтенант чуть заметно отшатывается при виде вроде бы знакомого лица. Опустошенного.

Он смотрит на медицинскую кровать, у него в голове не укладывается, что все это время он ничего не знал. Вспоминает их спор по поводу вечеринки у Вийяра, и слезы наворачиваются на его ребяческие глаза.

– Меня Маяр предупредил… И сказал приехать.

– Убирайся. Мне нужно побыть одному.

– Ему позвонила сиделка, которая ухаживала за вашей женой. Он сейчас в Марселе, поэтому позвонил мне и все объяснил. Я не знал… Вообще никто не знал, кроме него. Он попросил меня остаться с вами.

– Пошел вон.

– Нет. Я не уйду. Вы не должны оставаться один. Только не сейчас.

Лейтенант делает шаг в направлении шефа и замирает. Он только сейчас заметил оружие у него в руке.

Никаких резких движений.

Он тоже сползает по стене. Чтобы оказаться в той же позиции.

– Вам следовало сказать нам.

– Что бы это изменило?

– Может, мы смогли бы помочь.

У Гомеса вырывается что-то вроде нервного смешка, его рука крепче сжимает рукоять «зиг-зауэра».

– Лучше бы ты ушел, лейтенант.

– Нет, патрон. Я вас не оставлю.

– Боишься, что я застрелюсь?

Лаваль задумывается, прежде чем ответить.

– Вы хотите уйти к ней, да?

– Я с ней уже никогда не буду. Фигня это все.

– Вот и я так думаю. Там, где она сейчас, она больше не страдает.

– Зато я…

– Представляю себе.

– Ты не можешь.

– Именно. Я же сказал представляю, а не знаю… Каждое слово имеет свое значение. Вы же меня этому и учили.

Оба на некоторое время замолкают.

– Я не могу помешать вам разнести себе череп, если вы этого действительно хотите, – снова говорит Лаваль. – Но… мне все-таки хочется попробовать.

Лейтенант опять умолкает. Он кажется спокойным, хотя в его черепе бушует буря. Что сказать ему? Как убедить остаться?

Слушайся своих инстинктов, Пацан. Гомес постоянно ему этот повторял.

Вот только любая промашка может стоить тому жизни.

Через несколько минут он решается:

– Вы ведь любили ее, верно?

Гомес закрывает глаза.

– Ступай отсюда.

– Ответьте на вопрос, и я оставлю вас в покое.

– Больше всего на свете, – бросает Александр.

– Если вы застрелитесь, вам больше не будет больно, это уж точно, – продолжает лейтенант. – Но вы забудете не только боль. Вы забудете все.

Гомес утыкается лбом в колени, стискивает руками голову. Верный знак, что череп сейчас взорвется. Еще до того, как он нажмет на курок.

– Вы забудете, какой она была. Чем вы были друг для друга.

У Александра такое чувство, будто молодой напарник вколачивает ему в позвоночник гвозди.

– Никто не знал ее лучше вас, я думаю. Поэтому, если вы вышибете себе мозги, ей больше негде будет оставаться.

– Замолчи! – умоляет Гомес. – Замолчи, пожалуйста…

Лаваль чувствует, что попал в точку, в нужное место. И в нужный момент.

– Ладно, я замолчу… Кстати, мы обложили Николя.

Александр сидит с опущенной головой, как если бы ничего не слышал.

– Албанца Николя, правую руку Башкима, – напоминает Лаваль. – И все благодаря вам.

Майор по-прежнему не реагирует. Но молодой коп не отстает.

– Помните, тот тип, который живет в доме двадцать девять по улице де ля Фратерните? Ну вот, сели мы ему на хвост и вышли на Николя. У того квартира в Кремлен-Бисетре[9]. И чувствую, вскоре приведет он нас прямо к Башкиму. Судя по прослушке, этот говнюк проездом во Франции. Я подумал, вам стоит знать.

Гомес поднимает наконец голову и смотрит на своего лейтенанта с неожиданной нежностью.

– Томор Башким здесь, – отчеканивает Лаваль. – Здесь, во Франции. А точнее, в Девяносто четвертом округе. И его кореш скоро приведет нас к нему, я уверен. Но эта сволочь ваша, патрон. Мы помним. Поэтому будем держать его тепленьким в ожидании вашего возвращения. Подождем сколько нужно… Хотите сигарету?

Александр кивает, Лаваль толкает к нему по полу пачку и зажигалку. Александр наконец-то выпускает оружие. На несколько минут, конечно. Но это уже первый шаг.

– Расскажите мне о ней, – тихо просит Лаваль. – Я же о ней ничего не знаю…

Разумеется, ни к какому врачу Хлоя не поехала. Чтобы избавиться от паразита, который отравлял ей жизнь, требуется нечто большее, чем простой терапевт.