— Так не бывает, — возразил бандит. — Цена есть у всего. Мы предлагаем миллион баксов.

— Это шутка? — рассмеялся тезка. — Здание, само по себе, стоит не меньше полутора.

— Хорошо — два.

— Повторяю, — прорычал я. — Клуб не продается.

— Вы уверены? — уточнил браток.

— На все сто, — заверил я.

— Ну, — развел он руками. — Как желаете. Мы заглянем через недельку, на тот случай, если вы передумаете.

— А мы передумаем? — нахмурился я.

— Всенепременно.

Гости ушли, оставив после себя тяжелое ощущение. Некоторое время мы сидели молча. Я пускал в потолок клубы дыма от Captain Black, Саша цедил пиво, Кирилл грыз ногти. Девушки вели себя так, словно произошедшее их совершенно не касается. И то верно. Делами должны заниматься мужики, для женщины главное — не путаться под ногами.

— Ты их знаешь? — осведомился у меня Пчелкин, прекращая игру в молчанку.

— Нет, — покачал я головой. — Козлы какие-то.

— Может, продолжим? — предложил Кирилл.

— Давай, — согласился я. — Что там дальше?

Дальше по списку была певица Мария Желтых. Вальяжно раскинувшись на стуле, я приготовился увидеть много обнаженного тела и мало таланта. На сцену вышла девушка в желтом топике и юбке-лапше того же цвета. Прелестное личико с пронзительными зелеными глазами окаймляли ниспадающие на плечи волосы цвета соломы.

— Давай, Маша, — махнул рукой Мешков.

Двигаясь в такт музыке, она начала петь. Господи, как она пела! Забыв про сигарету, дымящуюся между пальцами, я подался на стуле вперед. Умопомрачительно! Я не слышал песню, я слышал только ее голос. Невероятно красивый, звонкий, переливающийся сотнями оттенков голос. Увлеченный, я не сразу заметил, что Танины ноготки впились в мою руку.

— Чего тебе? — прошептал я, боясь спугнуть наваждение.

— Ее здесь не будет, — гневно прошипела супруга.

— Это еще почему? — ехидно поинтересовался я.

— Потому, что я так сказала, — привела аргумент Александрова.

— Извини, — улыбнулся я. — Но этого мало.

— А так? — Таня резко вскочила со стула. — Тогда до свидания.

— Вот дерьмо, — я бросил окурок на пол. — Таня, стой.

Жена, бодро шагая к выходу, даже не обернулась. Я догнал ее в несколько длинных прыжков, схватил за локоть и развернул к себе.

— Ты что себе позволяешь?

— А что ты себе позволяешь? Саша, я уже устала от всего этого. Думаешь, вывести меня раз в год из дома — достаточно? Мне это надоело. Если раньше я, хотя бы, получала удовольствие от твоих денег, то сейчас и их я не вижу. Все, до копейки, ты угрохал в этот клуб! Если раньше я могла прийти в магазин, купить себе шляпку, сумочку и туфельки, то сейчас я покупаю сумочку — и все! Денег больше нет!

— Извини, я себе тоже во многом отказываю, — возразил я. — Например, надо заменить заднюю подвеску на многорычажную…

— Тебе мозги заменить надо. Я, в отличие от тебя, на девок не пялюсь.

— Каких девок? Ты бредишь?

— Как это, каких? А эта Мария?

— Извини, девочка, но это моя работа.

— И работай на здоровье. Только без меня.

— Подожди, — я крепче сжал локоть Татьяны. — Чего ты от меня хочешь?

— Чего? — Александрова на секунду задумалась. — Хорошо, если ты пялишься на девок, я хочу, чтобы на меня пялились мужики.

— Не понял? — озадаченно произнес я. — Ты и так одеваешься, словно… в общем, тебе грех жаловаться.

— Я хочу танцевать стриптиз, — супруга капризно указала пальчиком на сцену.

Что же, в чем-то она права. Я дома появляюсь еще реже, если это вообще возможно, денег — кот наплакал, а из всех развлечений у супруги были только деньги. Несправедливо лишать ее столь малого удовольствия. Тем паче, я был уверен, что ничего у Александровой не получится.

— Пес с тобой, — кивнул я. — Иди, танцуй.

Таня забралась на сцену, Кирилл махнул рукой в окошечко аппаратной, полилась мелодия "Dark Night". Поглаживая себя, девушка начала раздеваться в танце. Покачивая своими прелестями, супруга потерлась спиной о столб, скинула с себя топик, сжала ладонями груди. Вскоре, все больше заводясь, она осталась в одних крошечных трусиках.

Если предыдущий танец был слегка пошловатым, то этот был до такой степени извращенным, пошлым до бесконечности, возведенной в степень, что слов просто не было. Татьяна выписывала в экстазе танца такие пируэты, словно намеривалась довести до оргазма не только себя, но и всех присутствующих.

— А у нее отлично получается, — заметил тезка, завистливо покосившись на меня.

— Да, неплохо, — поддакнул хореограф.

— Так, хватит, — я грохнул по столу с такой силой, что стакан с пивом подпрыгнул и приземлился на пол, разлетевшись вдребезги. — Кир, пусть он вырубит свою шарманку.

Мешков, повинуясь приказу, махнул рукой. Музыка прервалась, Таня замерла. Когда ее затуманенный взор приобрел ясность, девушка звонко рассмеялась, собрала со сцены свои немногочисленный пожитки и, не потрудившись одеться, как была, в одних трусиках, подбежала к столу.

— Ужасно, — резюмировал я.

— А, по-моему… — начал Саша, но, получив пинок под столом, изменил свою точку зрения. — Полный отстой.

— Присоединяюсь к большинству, — шутливо поднял руки, словно сдаваясь, Кирилл.

— Да что вы такое говорите? — ехидно произнесла супруга. — Да я выступала в таких местах… мужики зубы друг другу выбивали, чтобы бумажку мне за резинку засунуть…

— Чего-чего? — поднялся я. — Где ты там выступала? Какую там тебе бумажку засунуть пытались? Туалетную?

— Ах ты… — взъярилась Таня.

Но последующие ее слова потонули в оглушительном грохоте взрыва. Замерев на секунду, мы бросились туда, откуда прозвучал гром. Быстрее всех несся Пчелкин, видимо душа его чувствовала что-то неладное.

Чутье не подвело расера, на заасфальтированной площадке перед клубом догорал Сашин троллейбус. Вокруг валялись куски обшивки, несколько деталей от двигателя, чуть поодаль тлело колесо, рядом стояли двое охранников, почесывая затылки.

— Вот… твою мать! Козлы, уроды, — чуть не плакал тезка, упав на колени. — Найду — урою! Кто это сделал?

— Да, не везет тебе с джипами, — успокаивающе похлопал я по плечу друга.

— Ты! — он схватил за грудки одного из охранников и ощутимо встряхнул парня. — Хватит репу чесать! Кто это сделал?

— Я…я…я… — начал испуганно заикаться охранник.

— Что ты…ты…ты?.. ты это сделал?

— Я не знаю, — выдавил он.