Когда уроки наконец-то закончились, они встретились с Марицей и направились домой.

Джулиан шел впереди. Ядриэль обменялся обеспокоенным взглядом с Марицей. Молчание Джулиана становилось невыносимым.

– Ну что, э-э-э… – Ядриэль протрусил пару шагов, чтобы догнать его. – Твоих друзей не было в школе? – спросил он, пытаясь вовлечь Джулиана в разговор.

– Все с ними в порядке, – ответил он. Болезненное выражение на его лице подсказало Ядриэлю, что это не лучший способ поднять ему настроение. – Просто они часто прогуливают, – кивнул Джулиан, словно пытаясь приободрить себя. – Они в порядке.

Ядриэль оглянулся на Марицу, ища совета, но та лишь нарочито пожала плечами.

– Классно, что ты смог ударить по футбольному мячу, – не сдавался Ядриэль.

Джулиан моргнул, словно уже об этом забыл.

– Скоро будешь хлопать дверьми и двигать мебель, – сказал ему Ядриэль, неловко смеясь. – Учитывая, что День мертвых уже через пару дней, ты совсем скоро станешь полноценным призраком. Только вот, – подумав добавил он, – давай впредь обойдемся без резких движений перед не-брухами?

Ухмылка Джулиана вернулась, хоть и робкая.

– Ага, сорян.

Он пока что не пришел в себя, но явно чувствовал себя лучше.

– Заодно научишься управлять своими импульсами.

Джулиан коротко рассмеялся.

– Заметано.

– Отлично, а теперь, раз уж праздник жалости к себе закончен… – Марица проскользнула между ними. Джулиан закатил глаза, глядя на Ядриэля у Марицы над головой, и тот не мог не усмехнуться в ответ. – Нужно забежать ко мне, чтобы скинуть барахло. Не могу бегать по улицам ЭлЭй, как заправская хулиганка, с учебником по химии за спиной, – сказала она, приподняв плечо с рюкзаком повыше для большей выразительности.

Семья Марицы, по счастью, жила в одном квартале от кладбища, так что им в любом случае было по пути. Они подошли к невысокому желтому дому, обнесенному рабицей. На калитке висела табличка «ОСТОРОЖНО: СОБАКИ», а на подъездной дорожке были припаркованы машины ее родителей.

– Спрячься здесь, – сказала Марица Джулиану, указывая на серебряный минивэн своей мамы.

Джулиан недовольно фыркнул:

– А вы надолго?

– Одна нога здесь, другая там.

Джулиана это не убедило.

– Не попадайся никому на глаза, – сказал ему Ядриэль. – Если на тебя кто-нибудь посмотрит, то это, вероятно, кто-то из брух, так что просто веди себя как дух…

Джулиан прищурился:

– Но я и есть дух…

– Просто не пались, ладно?

Джулиан огляделся, явно не понимая, куда себя деть.

– Забудь, просто… – Ядриэль махнул на него руками, – просто спрячься за фургоном. Мы скоро вернемся!

Джулиан закатил глаза, но послушался и присел за пыльным фургоном.

– Совсем беспалевно, ну да ладно, – пробормотал он.

– Мы скоро! – повторил Ядриэль, подталкивая Марицу к дому.

– Я дома! – крикнула она, когда они вошли внутрь, и скинула рюкзак на диван.

– Я тут! – отозвалась ее мама.

Ядриэль последовал за Марицей на кухню. Тиа София стояла у плиты над кастрюлей с коричневым сиропом, от которого шел сладкий запах. Рядом стояла еще одна большая металлическая кастрюля, из-под крышки которой струился пар.

Старшая сестра Марицы, Паола, сидела за кухонным столом. Перед ней лежали распахнутыми два огромных учебника и тетрадь. Паола была студенткой-медиком в местном университете. В какой бы спешке она ни была, волосы Паолы всегда были уложены безупречно. Черные кудри падали на лицо, склонившееся над тетрадью. Она бешено делала заметки, периодически выделяя текст маркером и приклеивая цветные стикеры.

На противоположном конце стола лежали портахе, которые тио Айзек либо ремонтировал, либо собирал с нуля. Помимо простых кинжалов там были и более вычурные лезвия молодых брух. Воздух рассек громкий ритмичный лязг. Через открытую дверь на задний двор виднелся тио Айзек, стоящий за верстаком и кующий лезвие.

– Как школа? – бросила на них взгляд тиа София, натирая пилончилло[70] в сироп. Рядом с ней на фольге лежали оранжевые кубики calabaza en tacha – засахаренной тыквы.

– Как всегда – отстой, – сказала Марица, сразу же направляясь к подносу. Она схватила кусок тыквы и бросила в рот.

– ¡Ay, ten cuidado![71] – предупредила тиа София, но было уже поздно.

Марица скакала на месте, обмахивая рот.

– Ай, горячо! – Она выплюнула кусок обжигающей тыквы, и тот с мокрым шлепком приземлился на один из учебников Паолы.

Паола ахнула. Красивое лицо исказилось недовольной гримасой.

– Серьезно, Марица?! – Она шлепнула Марицу по заднице, а затем сгребла несчастную тыкву и бросила ее в раковину.

– Ау! Я не хотела! – нахмурилась Марица.

– Ну конечно же не хотела! – Паола смахнула каплю сиропа со страницы.

– Ты слишком серьезно относишься к учебе.

– Зато ты о ней не думаешь вообще! – парировала Паола. – Кем ты будешь работать после школы, если даже не умеешь целить?

– Кузнецом! Буду, как папа, ковать портахе, – ответила Марица так, словно это очевидно.

Паола закатила глаза.

– Ну да, как же.

– В смысле?!

– Не хочешь кусочек, Ядриэль? – с улыбкой спросила тиа София, протягивая на ложке-шумовке засахаренную тыкву, пока дочери сердито цапались у нее за спиной.

– Нет, gracias, – сказал Ядриэль, застенчиво улыбаясь. Боль в языке мучила его весь день и только сейчас начала проходить. Он не хотел разбередить ранку.

– Бери, пока дают! – тепло рассмеялась она. – Попробуй!

Ядриэль знал, что с мамами-латиноамериканками шутки плохи – особенно во всем, что касается еды. Он осторожно взял тыкву в рот, засунув ее за щеку, чтобы не задеть порез.

Тиа София выжидающе смотрела на него:

– Вкусно?

Ядриэль кивнул и улыбнулся, потому что иначе и быть не могло. Тыква была вкусной и нежной. В сиропе, слегка отдававшем апельсиновой цедрой, было ровно столько коричневого сахара, сколько нужно.

– Вот и славно! – Тиа София похлопала его по щеке и вернулась к готовке. – Наверное, ждешь не дождешься Дня мертвых? Хотя что же это я говорю, разумеется, ты ждешь! Вернется tu mamá!

Ядриэль попытался ответить ей столь же яркой улыбкой, но с ее энтузиазмом было трудно соперничать.