Граф распорядился, чтобы ни одной курицы на территорииприиска не было, а минералог Шмидт записал эту историю в своем дневнике.

* * *

Наташа ждала звонка в дверь, как выстрела в спину,расхаживала по квартире, из комнаты в комнату, из угла в угол, словно искаламесто, где можно спрятаться от следователя, который сейчас придет. Она не былаготова к разговору, панически боялась ляпнуть лишнее. Следователь непременноокажется мерзавцем, безжалостным роботом, для которого главное – поскореепередать дело в суд, и совершенно безразлично, что будет с Саней в тюрьме, чтобудет с ней и с их ребенком. А как же иначе? Он ведь представитель государства,а от государства, как известно, ничего хорошего ждать не приходится.

Она не замечала, что до сих пор не сняла сапоги и куртку. Еесильно знобило, хотя в квартире было очень тепло.

«Я не должна говорить про Мухина, – стучало в голове, –возможно, они с Саней сообщники. Вдруг он просил меня позвонить Мухину именнопотому, что они – сообщники, и Вова должен меня проинструктировать насчетразговора со следователем? О, Господи! Но тогда я тоже сообщница? Я что, правдадумаю, будто мой Саня мог убить человека?»

Она застыла посреди комнаты, уставилась в зеркало, висевшеенад диваном, и в первый момент себя не узнала. Бледное, даже с каким-то голубымоттенком лицо, красные, совершенно сумасшедшие глаза, красный распухший нос,растрепанные волосы. Настоящая ведьма. Жена убийцы. Сообщница.

Между прочим, Артем Бутейко всегда ее раздражал, у него былаудивительная способность все вокруг себя превращать в гадость. Она никогда непонимала, как может Саня с ним общаться. Она знала, что у Артема были всякиекоммерческие связи, Саня с его помощью устраивал какие-то рекламные дела. КогдаБутейко приходил к ним в дом, он обязательно говорил ей лично что-нибудьнеприятное, например, что она потолстела и постарела. Вроде бы ерунда, нонастроение портилось.

Бутейко не просто получал удовольствие, когда обижал людей,он еще и деньги на этом зарабатывал, печатал свои мерзкие статейки, в которыхвсегда кого-нибудь зло высмеивал, поливал грязью.

Выходил на экраны какой-нибудь приличный фильм, и тут жеБутейко выступал с гадостной рецензией. Чем лучше был фильм, чем известнейрежиссер, тем злее гавкал на него Артем. Саня, с ухмылкой читая очереднойкритический шедевр своего приятеля, говорил: «Ах, Моська, знать, она сильна…»

Стоило какой-нибудь эстрадной звезде выпустить очереднойдиск или клип – Бутейко обязательно высказывал по этому поводу свое драгоценноемнение, сообщал, что «звезда» растолстела, как свинья, или наоборот, сталатощей, как вобла, что никакого голоса у нее нет, на голове парик, а под парикомлысина, зубы все до одного вставные, глаза стеклянные. Такой знаменитой онастала потому, что в юности переспала со всеми членами ЦК КПСС, а сейчас ееклипы озвучивают безвестные молодые певицы, которых она держит в своем подвалена ржавых цепях и только ночью, под усиленной охраной придворных уголовников,выпускает погулять.

Конечно, кто угодно мог «заказать» Бутейко, например, этаэстрадная звезда. И между прочим, была бы по-своему права.

В дверь наконец позвонили, Наташа вздрогнула, словнопроснулась, бросилась в прихожую, скинула куртку, стала снимать сапоги. Малоли, вдруг следователю покажется подозрительным, что она до сих пор одетапо-уличному? Молния не расстегивалась. Дернув изо всех сил, она сломала ноготьдо мяса, села на пол, всхлипнула, глядя, как проступает под ногтем кровь.

«Вот возьму сейчас и не открою! Нет меня дома, и все!»

Однако тут же поднялась с пола и открыла дверь.

Илья Никитич увидел перед собой испуганную, зареваннуюдевочку лет шестнадцати в одном сапоге. Он знал, что ей двадцать, но выгляделаона значительно младше своих лет.

– Добрый день, Наталья Владимировна, – он протянул руку ипожал ее маленькую ледяную кисть, заметил кровь на пальце. – Что случилось?Порезались?

– Нет. Ноготь сломала. Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.Но только у меня очень мало времени, я должна ехать к маме за ребенком, –заявила она и, наклонившись, принялась ожесточенно дергать молнию сапога. Вмолнии застряла ткань стареньких джинсов.

– Не мучайтесь, сломаете, – посоветовал Илья Никитич, –лучше наденьте второй, вам ведь все равно скоро уезжать. Я не отниму у васмного времени. Где мы можем поговорить?

– Извините. Вас зовут Илья Никитич? Вы следователь?

– Именно так, – кивнул он, – но только об этом надо былоспросить прежде, чем открывать дверь.

– Да, наверное, – она натянула второй сапог, – пойдемте вкомнату.

Мебели в квартире было мало, посреди гостиной стоял детскийманеж, на его бортике висело несколько пар ползунков.

– Ну что, Наталья Владимировна Анисимова, как вы себячувствуете?

– Я? Нормально… Почему вы спросили?

– Вы очень бледная, глаза опухшие, красные, вот, ноготьсломали… Ну ладно, долго я вас мучить не буду. Всего несколько вопросов. Зачемвы хотите продать кольцо?

– Мне надо оплатить адвоката. Моего мужа подставили. Этобудет сложно доказать, и без адвоката не обойтись, – она вскинула подбородок исдула легкую светлую челку со лба, – и вообще, если вы хотите меня допрашивать,то я буду говорить с вами только в присутствии адвоката.

– Вот как? Ну ладно. Только это пока не допрос, а беседа.Можно мне с вами просто побеседовать?

– Можно, – буркнула она и смущенно отвернулась.

– Спасибо, – улыбнулся Илья Никитич, – скажите, а вы ужевстречались с адвокатом? Он назвал вам цену?

– Да.

– Сколько, если не секрет?

– Много. Пять тысяч.

– Рублей?

– Долларов.

– Действительно, много. Деньги, которые вашему мужу долженбыл Бутейко, очень бы пригодились сейчас. Верно?

– Бутейко у многих брал в долг. Он жил в долг, –пробормотала она еле слышно и покраснела. У нее была очень тонкая белая кожа, икраснела она яркими пятнами.

– У кого еще, кроме вашего мужа? Назовите, пожалуйста, хотябы одного человека.

– Я не знаю…

– Ну как же? Вы сказали – у всех. Кто эти «все»?

– У всех, у кого можно было взять, он брал. Опросите егознакомых, пусть сами скажут… Это кошмар какой-то. Мой муж никого не мог убить,даже Бутейко.

– Почему «даже»?