губы. Брат поворачивается ко мне и добавляет:

– Мне было десять лет, и я хотел прикончить их. Клянусь тебе, в прямом смысле слова. В тот момент я понял, что называют убийственным импульсом. Будь мне двадцать, лежать бы им в земле. Их спасло мое малолетство.

У меня перед мысленным взором мелькают разные картины. Говорят, перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Я чувствую то же самое. Мусоропровод, Я-уж-и-не-помню-как, кладбище, ватные палочки, октябрьский костер, чайка, папка с «делом Неж», «Гортензии», Элен, Люсьен, Роман, мсье Поль, Ворон, мой трехлетний брат, четырех-пяти-шести-семи-восьми-девяти-десяти-одиннадцати-двенадцати-тринадцати-четырнадцати-пятнадцати-шестнадцати-семнадцатилетний брат.

Глава 47

– Вообще-то они выглядят влюбленными.

Жо возвращает мне фотографию Алена и Аннет, сделанную за несколько месяцев до рождения Жюля. Я убираю ее в сумку.

Сегодня вечером я ужинаю у Жо. Мне очень нравится ее муж Патрик. Он высокий и худой, лицо изрыто оспинами от юношеских прыщей. Он каждую неделю ходит в солярий, чтобы скрыть их под загаром. На теле у Патрика три татуировки, одна из них, огромная сирена, изгибается на руке. Жо уверяет, что иногда она поет в ночи, на что Патрик замечает: «Ты бы принимала поменьше таблеток твоих старичков, иначе еще не то услышишь!» Он милейший человек, хоть и похож на злобного хулигана вроде тех, что рассекают на «Харлеях» и останавливаются на пешеходных переходах.

Мне очень нравятся застолья у Жо, потому что они с мужем все время прикасаются друг к другу, не вступая в тактильный контакт. Как любящие люди. Совсем не так, как мои дедуля с бабулей.

У них две дочери моего возраста, обе сдали бакалавриатский экзамен и, как поступают абсолютно все, уехали из Милли. Жо предсказала им по рукам счастливое будущее.

– Может, мать Жюля изнасиловали… – подает от холодильника хриплый голос Патрик.

Мы с Жо от изумления разеваем рты.

– Многих женщин насилуют, но они не решаются заявлять на обидчиков. Шведка могла рассказать родителям, но не мужу.

Жюль – результат насилия? Бред какой-то!

– Знаешь, брат был маленьким, когда бабка с дедом «намекнули» ему, возможно, он не все правильно понял, – говорит Жо, накладывая тараму[51] на гренки.

Несмотря на розовую икру на бутербродиках, я вижу мир в черном цвете. Именно в такие моменты Жо и говорит мне: «Приходи ужинать с нами сегодня вечером», – и добавляет цвет в свои блюда.

– Жюль всегда все схватывает на лету. Как будто он говорит даже на несуществующих языках.

– Где он сегодня вечером?

– Дома. Притворяется, что занимается.

– Что будешь делать?

– Пойду на кладбище и спрошу у Аннет, с кем она обманывала дядю Алена.

Глава 48

– Птицы не умирают. Но могут погибнуть случайно.

Люсьен смотрит на небо. Эдна смотрит на Люсьена, который смотрит на небо. Она спрашивает:

– Кто тебе это сказал, Люсьен?

– Птицы передают знания и навыки от поколения к поколению. Каждый человек связан с какой-нибудь птицей.

– Ты вычитал это в книге?

– Нет. Смотри…

Он указывает пальцем на небо. Эдну слепит свет августовского воскресенья, и она болезненно щурится.

– Что ты хочешь мне показать?

– Ты не видишь?

– Что я должна увидеть?

– Мою птицу. Она повсюду следует за мной.

– Она? Кто следует за тобой повсюду?

– Моя птица. Девушка… Я потерял память, но не птицу.

Эдна ничего не видит в небе. Даже облачка.

– Откуда прилетела эта птица?

– Не знаю.

– Она наверняка досталась тебе от отца с матерью.

– Возможно.

Он смотрит на круглый живот Эдны. Дотрагивается кончиками пальцев.

Первый шаг сделала Эдна. Она вошла к нему в комнату и легла рядом. Все произошло мило, вежливо, тихо, без африканских страстей, но очень нежно. Люсьен вроде бы обрадовался своему желанию и способности заняться любовью с женщиной. Он улыбнулся – впервые со встречи на Восточном вокзале, – когда Эдна сообщила ему о беременности.

– Это девочка.

– Как твоя птица?

– Да.

Эдна целует его.

– Надеюсь, у нее будут твои глаза.

– У нее будут глаза моей птицы.

– Какого цвета?

– Не знаю. Она слишком далеко.

Он уходит в свои мысли. Эдна понимает, что он ищет в памяти, но она сейчас похожа на комнату, погрузившуюся в темноту.

Два года назад он спустился на перрон Восточного вокзала и вошел в ее жизнь. Она любит его уже два года и прекрасно понимает, что, не будь войны, такой красавец никогда не оказался бы в ее постели. Но делит ли он с ней ложе, как говаривали в старину? Нет, он вечно отсутствует. Находится в другом месте. Где? Скорее всего, в кафе папаши Луи.

Прошлой зимой Эдна отправилась по адресу, указанному под портретом Люсьена/Симона. Кафе на Церковной площади в Милли. Она не собиралась вступать в разговор о Люсьене с отправительницей письма. Что нет, то нет. Она давно сожгла и портрет, и конверт, просто хотела, чтобы место рассказало ей о Люсьене/Симоне.

В кафе она вошла в 10:00. На улице было холодно. Внутри топилась дровяная печь. Часы с остановившимся маятником и сломанными стрелками показывали пять утра. Она села за столик в углу. Большинство постоянных посетителей наверняка были на работе. У стойки выпивали двое мужчин. Один все время повторял фразу об альбатросе, кажется, из какого-то стихотворения[52].

Официант спросил, что она будет пить. Эдна растерялась и ответила не сразу, потом сказала: «Принесите чего-нибудь горячего, пожалуйста». Сидевшие у стойки мужчины синхронно повернулись на ее голос.

Вдруг появилась большая собака, подошла – не слишком близко – к Эдне, начала принюхиваться, и она испугалась. Вдруг зверюга узнает на ней запах Люсьена/Симона?

– Сколько ей лет? – запаниковав, спросила она.

Официант удивился, но ответил, что точно не знает и что хозяйка в конце войны нашла псину на обочине дороги.

Конец войны. Зверюга не пересекалась с Люсьеном/Симоном. Эдна вздохнула с облегчением, а собака исчезла за стойкой.

Прихрамывающий молодой официант (наверняка был ранен на войне) подал ей обжигающе-горячий овощной бульон.

Эдна пила мелкими глотками, то и дело дуя на вкусный супчик.

«Хозяйка», а не «патрон», так сказал этот парень. Значит, заведение принадлежит Элен Эль.

Около 10:30 вошла женщина с перекинутыми через руку брюками. Она поздоровалась с сидевшими у бара мужчинами и направилась за стойку, официант уступил ей место и исчез за дверью в задней части кафе, скрытой за зеркалом между двумя стеллажами со стаканами и бутылками.

Сердце Эдны забилось быстрее, руки задрожали, к счастью, она сидела.

Так вот она какая, Элен Эль… Громко разговаривает с мужчинами… Плотная и совсем не изящная. Таких везде полно. Таких