наши технологии с их повсеместной экранной культурой также отделяют нас от нее. В некоторых частях света люди уже почти не выходят на улицу. Сообщалось, что американцы[131], например, в среднем 93 процента своего времени проводят либо в помещении, либо сидя в закрытом транспортном средстве.

Здравый смысл подсказывает, что свежий воздух, дневной свет, физические упражнения и доступ к зеленым, тихим местам будут полезны для здоровья людей в городах. Однако мы достигли такой точки отчуждения от этих естественных основ, что нам нужны научные доказательства, которые убедили бы нас в полезности их воздействия. Кроме того, есть одно преимущество зеленых насаждений, которое может быть не столь очевидно для здравого смысла, – их «просоциальный» эффект. Ламберт обнаружила это в своих экспериментах: «сельские крысы» умывали и чистили друг друга и были друг с другом более общительны. Фрэнсис Куо и Уильям Салливан наблюдали подобный эффект в своих исследованиях жилищных районов Чикаго, где наличие зеленых насаждений влияло на укрепление социальных связей. С точки зрения городской жизни это, возможно, одно из самых глубоких воздействий природы на нас. Проще говоря, люди ведут себя лучше и больше общаются друг с другом, когда они находятся в окружении растений и деревьев.

Социализирующее влияние зеленой растительности[132] на людей было продемонстрировано в лабораторных исследованиях. Например, одно исследование показало, что нахождение в присутствии комнатных растений или созерцание природных пейзажей, в отличие от городских сцен, побуждало людей принимать решения, которые демонстрировали более высокий уровень великодушия и доверия. Чем больше люди погружались в природные пейзажи, тем сильнее был эффект. Другое исследование, проведенное в Корее с использованием МРТ-сканирования мозга, показало, что приятные природные пейзажи активируют части мозга, участвующие в формировании эмпатии[133]. Сразу вслед за сканированием ученые провели психологические тесты, которые показали увеличение уровня щедрости. Эти эксперименты показывают, что мы становимся более доверчивыми, щедрыми и великодушными, когда чувствуем себя обогащенными природой.

Городская жизнь сталкивает нас с массой других людей, что бросает вызов нашей способности доверять и подрывает нашу способность к сопереживанию. Городская среда склоняет нас к безразличию и подозрительности. Инстинкты, способствующие собственному выживанию, выходят на первый план, и наше мышление следует за ними.

Присутствие природы, напротив, помогает нам чувствовать нашу связь с окружающим миром. Как если бы мы надели другую пару очков, мы видим мир немного по-другому, и он не ограничивается деревьями и зеленью; мы начинаем смотреть иначе и на людей. Деревья, парки и сады незаметно воздействуют на нас, смягчая наш взгляд. И каждый из нас таким образом хоть немного приближается к эмпатии и человечности[134].

6. Корни

Как же мне не ощущать своей общности с землей? Разве сам я не состою отчасти из листьев и растительного перегноя?

«Уолден, или Жизнь в лесу», Генри Дэвид Торо (1817–1862)

Первые плоды с огорода, без сомнения, лучше всего вкушать сразу на месте. Нет моркови вкуснее, чем та, что небрежно помыта под садовым краном, нет редиски более сладостно-пряной, чем та, которую вы только что выдернули из теплой земли. Нежные молодые листья рукколы кажутся еще более сочными, когда вы едите их, прореживая грядку, а перед юными стручками зеленых бобов почти невозможно устоять – зачем ждать их созревания, чтобы затем приготовить на кухне, когда можно сорвать их сейчас и вкусить свежими, прямо из пушистых стручков?

Рядом с калиткой, ведущей в наш огород, есть кустики щавеля, которые я посадила много лет назад в каменистом углу приподнятой грядки. В начале лета я часто заставала там наших детей, пасущихся, как кролики, у зарослей, в полном восторге от вкуса растения. Молодые листья щавеля ничем не хуже какого-нибудь шербета; их лимонная свежесть взрывается у вас во рту, вызывая приток слюны, как ничто другое. Несколько раз в год я добавляю немного в супы и соусы, но чаще всего я просто останавливаюсь, проходя через калитку, и срываю несколько листьев, чтобы получить свой заряд щавелевой энергии.

Даже у сорняков есть своя польза. Каждую весну я собираю первые побеги крапивы, чтобы приготовить суп, и листья красной лебеды, чтобы добавить их в наши салаты. Кроме того, есть и самосевы – настурции и календула, – которые я посадила много лет назад и которые теперь вольготно себя чувствуют на наших овощных грядках. В течение всего лета я собираю их съедобные красные и оранжевые лепестки и использую для украшения всевозможных блюд.

Из всех возможностей собирательства в саду мне больше всего нравится лесная земляника. Ее маленькие плоды никогда не попадают на кухню, не говоря уже о тарелке. Всякий раз, когда я работаю в саду, я ищу их, нащупывая в листве эти темно-красные ягоды, похожие на драгоценные камни. Именно восхитительный букет вкусов делает их такими притягательными: сладкие и острые, цветочные и фруктовые, свежие и отдающие перегноем – и все это одновременно.

С помощью садоводства мы можем создать для себя множество вариантов среды, и один из них – уютная, домашняя среда для собирательства и добывания пищи. Когда мы выходим собирать фрукты, цветы и другие плоды сада, наше предвкушение награды стимулирует выброс энергизирующего дофамина так же, как это когда-то стимулировало наших палеолитических предков выходить из своих пещер.

Может показаться парадоксом, что мы говорим о собирательстве – то есть о добывании пищи, которая растет в природе сама по себе, а не выращена нами, – в собственном саду, но маленькие кусочки дикой природы постоянно проникают в любой сад, и блуждания и поиски среди этих диких островков больше похожи на удовольствие от собирательства, чем на сбор урожая. Когда дело доходит до вопроса о том, как наши далекие предки начали возделывать землю, взаимное наложение собирательства и садоводства отсылает нас к тому, как все это, возможно, началось. Что может рассказать нам изучение этого этапа нашей древней истории о зарождении садоводства в человеческом сознании?

* * *

Первые попытки человечества заняться садоводством относятся к той части нашей доисторической эпохи, которую трудно с точностью датировать. В отличие от инструментов, наскальных рисунков и других артефактов, практически ничего, что бы относилось к признакам садоводства, не сохранилось вследствие утилизирующего и регенерирующего действия природы, хотя последние достижения в области анализа почвы и растений немного приоткрывают завесу тайны. Зато про истоки земледелия известно больше. Генетические изменения, связанные с одомашниванием сельскохозяйственных культур, показывают, что земледелие начало практиковаться около двенадцати тысяч лет назад в области Плодородного полумесяца – обширной территории, которая в