На кухне гремела посуда, не иначе мать вернулась. Да, на мытьё меня вчера не хватило, потому что, сцука, это ж надо воду принести, согреть и мыть в тазу. И фэйри мне не дали, только кусок хозяйственного мыла и тряпочку не первой свежести. И сковородка нифига не с антипригарным покрытием, обыкновенный чугуний. Поэтому я сказал про себя данунах, залил прижарку водой и завалился спать.

Попытка вскочить привела к болевому спазму. Перетрудил вчера мышцы. Оно полезно, конечно, но до чего тяжко быть дрищом. Спустив ноги, наступил на кубики. Так, кто-то сегодня огребёт люлей и займётся уборкой. А я-то думал в прошлой жизни, почему не обзавёлся потомством? Вот по этому самому. Одного вчерашнего дня достаточно, чтобы отбить всякое желание размножаться. Выкопав из общей кучи свои треники и футболку, поплёлся на кухню. Упустить матушку не хотелось.

— Уже проснулся? Чего так рано? — улыбнулась она, потрепав мои лохмы.

— Поговорить надо. Кстати, мне бы постричься.

— Давай подровняю вечером.

— Нет, мне по нормальному, модельную стрижку.

— Тётю Дусю попросить разве? — озадачилась она.

— А по-другому никак?

— К парикмахеру пойдёшь? — изумилась мать.

— Хотелось бы.

— Ну сходи в КБО.

— А деньги у нас есть?

— А что, не заработал? С Федькой-то выходит зря пропадал?

А ты язва, мать! Ну так я тоже язвить умею.

— Кстати, он приходил, чего говорил? — пропустил я шпильку мимо ушей.

— С чего ты взял, что он был? — насторожилась она.

— Да так, схрон у него под топчаном пустой, в спешке даже не закрыл толком, вот и подумал...

— Был, вчера ночью. Сволочь. Сам сбежал, а тебя бросил. Денег дал, на адвоката, говорит. Повязали, мол, тебя наверняка. А ты, дядя Федя, дядя Федя. Сволочь он. Брата сгубил, и тебя под статью чуть не подвёл.

А не любит мать Федьку, ох, не любит. Вычёркиваем его из женихов.

— Ты уж сходи добром к участковому, он обещал, что походатайствует.

Ой, недоговариваешь ты, мать. В глаза смотреть избегаешь. Что-то ещё с Федькой было.

— С Шариповым разберусь, обещаю. Федька точно ничего больше не говорил? Это может мне помочь при следствии.

— Ну...

— Чего ну?

— Он ещё золото давал.

— Так.

— Я отказывалась, но он сказал, это твой заработок, и, если тебя посадят, хоть младшим подмога будет.

— Так. Давай его сюда.

— Сдурел? Я не совсем оглашенная, дома его держать. Закопала от греха.

— И куда же ты его девать будешь?

— Говорят, Савелиха берёт, — неохотно начала она. — Не за полную цену, конечно, но хоть так.

Я скрестил руки на столе и молча смотрел на мать. Заёрзала. Женщина, у тебя ум вообще есть? Сын под следствием, брат мужа в бегах, а ты золотишком приторговывать собралась?

— И вообще, говорят, скоро пункт приёма вольноприносительского золота откроют, чтобы люди без опаски могли сдавать. Легально. У всех же понемножку да припрятано.

— Замуж тебе надо, — сообщил я, наблюдая, как мать краснеет. — Хозяина в дом и трезвый ум в семью. Чтобы даже мыслей таких не возникало.

— Чего ты удумал? Какой ещё замуж?

— Ты мне скажи лучше, какой из приходящих дядь предпочтительней? Дядя Боря или дядя Петя? Дядя Петя с его чаепитиями как-то приличней выглядит. Но какого лешего при двух мужиках ничего по хозяйству-то не делается?

— Сын! Не смей! — прогрохотало на нижних грудных нотах.

О, вот теперь вижу, чего мужики к тебе похаживают. В гневе ты прямо красавица. Или думала, что дети ничего не видят и ни с кем об увиденном не говорят? Да такая тараторка как Танька уже всем подругам поди разнесла про твоих дядь, а те, не меньшие тараторки, своим сёстрам и матерям. А потом удивляться будешь, откуда это слухи берутся? Ну так конспирацию надо соблюдать или уж выходить замуж и миловаться на законных основаниях. Мне второе выгоднее, ясен пень, потому и топить буду за этот вариант.

— Что, сын? Разве я сказал хоть слово неправды? Мужики — ходят, хозяйство — разваливается.

— А, так это я виновата в том, что хозяйство разваливается? А не я ли весь язык смозолила, когда сына просила этим заняться? Значит, я виновата в том, что сын вырос бездельником, да ещё смеет указывать матери, кого в дом водить?! А может, меня и впрямь замуж зовут? А я возьму и соглашусь!

Вот это тон! Вот это можно наморозить тонну льда. Никакого холодильника не надо. Прямо моя бывшая жена, та тоже умела эдак заткнуть всякого. Увы матушке, я это всё проходил в прошлой жизни и выработал иммунитет.

— Мам, так разве я против? Выходи на здоровье. Только определись поскорее, а то ведь разговоры пойдут, ты сплетников не знаешь, что ли? И пожалуйста, по уму выбирай. Этот Боря, который яму месяц копает, ну прости, даже не смешно.

— Да ты на себя посмотри!

— Уже посмотрел вчера. Я тебе туалет, конечно, построю, а всё остальное вряд ли успею до отъезда.

— Какого отъезда? — испугалась она.

— Поступать буду. Хочу учиться.

Немая сцена. Видимо, ляпнул что-то совсем несовместимое с ранним Сашей Шведовым.

— Как, учиться? На кого?

— Как люди учатся? Да вон хоть на драгёра или геолога.

— Саша, ты болен? У тебя сотрясение?

— А просто я не могу захотеть учиться? На меня Шарипов повлиял, хороший мужик, пример для подражания.

— И как же ты собираешься поступать без аттестата? Когда мать тебе говорила, иди и извиняйся перед учителями, ты мне что ответил?

Так, вот это удар ниже пояса. Говнюк не получил аттестат из-за конфликта с учителями? Ну чего-то подобного и следовало ожидать.

— Тогда он мне был не нужен. Вот теперь схожу да извинюсь.

— Перед Ниной Кондратьевной тоже? Да она тебя на порог не пустит после твоей выходки.

То есть экзамены я сдал? А аттестат не получил из-за придури? Плохо, но не смертельно. Хуже было бы, если бы экзамены не сдал. Потому что сдать я их не смогу, а извиниться могу. Честно, искренне и от всей души. Вот с Нины Кондратьевны и начну, кто там она, завуч, класснуха, не суть. И вообще, у меня шикарное оправдание есть — по голове стукнули, не помню, что там случилось, а вообще я со всей