Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приятно слышать! – мурлычет он. – Но ты права, это могли быть только мозги. Кстати, я же и наголо обритым очнулся к тому же! Это, наверное, после операции.
– Да, – соглашаюсь я. – Для операции наверняка надо было тебя побрить, но я что-то не упомню никаких шрамов.
– А ну-ка глянь за ухом, может они там их замаскировали?
Он наклоняет голову низко-низко, так что кончики его волос щекочут мои нос, щёки и губы. До одури сильно хочется прижаться и поцеловать, что я и делаю, при этом давясь от смеха.
– За ухом? Серьёзно? Это что, по-твоему, твой мозг размером с грецкий орех?
– Ха-ха! – тоже хохочет Альфа. – Может, хотя бы с яблоко?
Я впервые вижу, как он смеётся. Может, и смеялся раньше, но никогда при мне – максимум улыбался. Вся эта наша эпопея – такой гигантский стресс для него, что смех стал практически уникальным явлением. А на его щеках образуются забавные ямки, когда он смеётся, и сам он словно молодеет, превращается в мальчишку, которого я как будто знаю сто тысяч лет.
Здесь так хорошо, так тепло и спокойно, что меня начинает непреодолимо тянуть к нему. Я поддаюсь, потому что с ним можно. Если не доверять ему, то тогда кому же? А если и ему нельзя, то… то как же жить, а главное, зачем?
Едва моя ладонь касается его щеки, он закрывает глаза. Потом снова открывает. Невзирая на яркий свет, они больше не щурятся, а смотрят на меня прямо и серьёзно. Я бы, может, и решила, как всегда, про себя, что сделала что-нибудь невпопад, и он не рад моему вторжению, но он кладёт свою ладонь поверх моей и сжимает её так нежно и так крепко, что мне снова становится щекотно глубоко внутри. Где-то там, о чём напрочь стёрта вся память, но тем и ценнее всё то, что происходит сейчас.
Lykke Li – üi
– Знаешь, что единственное во всём этом мне действительно нравится? – каким-то новым, бархатным голосом спрашивает он.
– Что?
– Снова узнавать тебя. Снова «в первый раз» поцеловать. Снова «впервые» соблазнить. «Впервые» поговорить о сексе и «впервые» позволить тебе исследовать себя. Снова быть для тебя «первым», и тоже «впервые».
От этого «тоже впервые» у меня волосы на предплечьях становятся дыбом.
– Мы уже выяснили, что ты ничего доподлинно не помнишь, и наша связь в прошлой жизни ничем не доказана, – защищаюсь.
– А знаешь, что мне нравится больше всего?
– Что же?
– Снова расчёсывать твои колючки… наблюдать, как они превращаются в нежные и хрупкие лепестки, которые очень, на самом деле, легко ранить. Просто никто и не догадывается, что под шипами – нежность. Очень искренняя нежность, такая, какой нигде больше не найти…
– Со мной сейчас разговаривает какой-то неизвестный человек!
– Это потому что все мы, на самом деле, не те, за кого себя выдаём.
– А какой ты на самом деле?
– Я?
– Ты.
– Не всесильный. Не идеальный. Не умный. Страдающий остро и глубоко. Ранимый проще и глубже, чем кажется. Имеющий слабости и потребности. Очень осознанно, глубоко и безнадёжно любящий. Оставивший в памяти только то, от чего страшнее всего было отказаться.
– Секс?
– Самые яркие моменты с любимым человеком.
– А если этот человек не я?
Он не сразу отвечает, но когда делает это, лицо его серьёзно, как никогда:
– Я оставил без оглядки свою прошлую жизнь и подвязался на авантюру, которая оказалась смертельно опасной, потому что не в состоянии справиться с жизнью без главного – моего человека. И ты всерьёз думаешь, что я могу принять за него какого-нибудь чужака?
– Чужачку. Вполне можешь. Вон как ты вначале притянулся к Цыпе… а потом вдруг решил – что это я центр твоих желаний.
– Вот сейчас – это очень сильно царапает.
– Почему это, интересно? Я ведь правду говорю!
– Да потому что! – вспыхивает он. – У меня так же, как и у всех, с памятью проблемы! Мне так же, как и остальным, нужно было вслушиваться, всматриваться, искать своё место! И как я мог это делать, не общаясь с людьми? А понимание, кто они, вообще, и для тебя в частности, приходит только со временем. Разве не так?
Абсолютно точно так. Именно так у меня и было, но ему об этом знать незачем – гордости и высокомерия и без того хоть отбавляй. Ещё больше зазнается.
Мы возвращаемся, когда уже не просто вечереет, а начинаются сумерки. По пути нам встречается Цыпа вместе со своим рюкзаком и всеми пожитками. Что интересно, направляется она к маяку, значит, тоже где-то была и делала что-то, чем не хочет делиться.
– Ты где была? – довольно резко пытает её Альфа.
– Вас искала, – снова выпрямив спину, докладывает Цыпа.
– Понятно. Сходите обе в туалет, пока я здесь. Поблизости бродит медведица с медвежатами.
Глава 15. В путь
Реальность пробирается в моё сознание медленным дыханием. Оно блуждает по моей щеке и шее, останавливается на подбородке, осторожно касается губ.
– Вставай, – говорит.
Я открываю глаза. Альфа не просто одет, на нём все его тёплые вещи: и толстовка, и куртка. Всё, что есть из тёплой одежды у меня, лежит на его коленях. Он недолго смотрит в глаза, потом кивает на пол, где стоят оба наших рюкзака. Именно стоят, как два солдата, готовые к бою.
– А Цыпа? – спрашиваю.
– Она вернётся в лагерь.
Меня удивляет та уверенность, с которой он обозначил Цыпину судьбу, словно дело это решённое в согласии с ней, давно обдуманное и утверждённое, и вот ей только и всего-то, что осталось добраться до лагеря самой.
Тем не менее, я поднимаюсь, всё ещё не до конца проснувшись и с трудом веря в происходящее. Альфа подаёт мне одежду и помогает одеваться. Это неожиданно, учитывая все прошлые дни, когда всё наше взаимодействие заключалось лишь в том, что ночью мы занимали одну постель и были при этом весьма и весьма аккуратны, чтобы не прикоснуться один к другому.
– Спускайся потихоньку, ладно? – предупреждает Альфа, медленно и беззвучно застёгивая молнию на моей куртке.
К тому времени, когда мы оказываемся внизу, в окне уже виднеется синева