Алексей резко отвернулся от картины.

– Не преступление, а болезнь? – повторил он хрипло. – Выхотите сказать, что я в самом деле сумасшедший? Ну так нет, нет, понимаете?! Тоесть само собой разумеется, что ни один псих в своем безумии не признается, ивсе же… Неужели вы не видите отчетливой связи причины и следствия? Я Муравьевуговорил сразу, что меня кто-то опаивает или подсыпает что-то, клялся, что здеськакие-то темные дела творятся. И вот – совершенно очевидно: мы сидим вресторане, пьем и едим, а после этого на меня накатило! Ответ один.

– Один? – подняла брови Алена. – И какой же?

– Да что вы дурочку-то из себя строите?! – взъярилсяАлексей. – Будто не понимаете ничего!

– Не понимаю. Если на вас накатило, как вы изволиливыразиться, почему не накатило на меня? Мы весь вечер провели вместе, ели ипили практически одно и то же…

– Не одно и то же, – быстро возразил Алексей. – У вас назакуску была, помнится мне, строганина и салат «Цезарь», а мы все трое елижареные баклажаны и эту, как ее, курицу с грецкими орехами и авокадо.

– В самом деле, – кивнула Алена. – Тогда что получается, явас опоила или окормила отравой какой-то? Но почему она подействовала только навас, а не на ваших детей?

– Откуда вы знаете, – едко усмехнулся Алексей, – может быть,Галя с Ванькой тоже бились в припадках? Да нет, глупости, дурацкая шутка, насамом деле я вас не подозреваю ни в чем, потому что вся эта гадость со мнойначалась задолго до вашего появления в моей жизни. Скорей уж я будуресторанного повара подозревать, который нам еду готовил.

– Нет, тогда лучше официанта, – хмыкнула Алена. – Он точнознал, кому какая тарелка достанется. Он вам небось и подсунул отраву.

– Тяжелый случай, – угрюмо сказал Алексей.

– Тяжелый, – согласилась Алена. – Нет, не думаю, что вресторане что-то произошло, все всё время были на глазах друг у друга. И дажеесли заподозрить самое ужасное – что ваши дети как-то замешаны… Но они ведьпостоянно были так или иначе на глазах у нас: когда мы уходили с Анж… то есть сГалиной, вы оставались с Иваном.

– Они довольно долго ждали нашего приезда, вы забыли? –проговорил Алексей. – Чуть не час. Времени для чего угодно хватило бы.

– Ну да, смазать край бокала отравой или корочку хлебца еюнатереть, – усмехнулась Алена. – Да бросьте, ну что за чепуха? Я не верю в этучушь. Да и вы, мне кажется, в нее тоже нисколько не верите, вы простозакрываете глаза на очевидность. Причины только в вас, только в вашем здоровье,понятно? Я не знаю, что и почему заклинило вас на идее что-то сотворить скакой-то картиной. Кстати, а что за картина, к которой вас влечет с такойпатологической силой, не помните?

– Говорил раньше и теперь повторяю: не помню, – пробормоталАлексей. – То есть в те минуты, когда на меня… накатывает, конечно, знаю, апосле припадка – нет. Да не в том дело! Значит, вы считаете, что это мойсобственный сдвиг по фазе и больше ничего?

Алена сочувственно на него поглядела. Тяжело называтьчеловека безумцем. Правда, тяжело. Все равно как сообщить ему походя о егосмертельной болезни!

– Не мне диагноз ставить, повторяю, а врачу, – неловкопробормотала она. – Почему бы вам хотя бы с Иваном не посоветоваться? Он жевсе-таки какой-никакой, а профессионал.

– Да я уже, кажется, говорил, что дети меня и без тогосумасшедшим считают… – пробормотал Алексей. – К тому же, повторяю в восьмисотыйраз, я не могу просить совета у того, кого более или менее подозреваю в козняхпротив себя. Ладно, хватит, закроем тему. Дурак я был, конечно, что полез засоветом к Муравьеву, дурак я был, что послушался его и связался с вами. Толькодушу зря растревожил, поверил…

– Поверили, что я могу вот так, одним мановением руки, каксказочный облакопрогонник, все ваши беды развеять? – саркастически спросилаАлена. – На бобах разведу любую беду? Нет, признаюсь в собственном бессилии.Или я слишком мало знаю, или…

– Да нет, не в том дело, – резко прервал ее Алексей. – Не втом, что я поверил в ваши сверхъестественные детективные способности. Я вам какженщине поверил. Я подумал, что это был просто с вашей стороны… шаг ко мненавстречу. Понимаете? Вы меня с первой минуты поразили, я просто обмер… Вот этода, думаю, не бывает таких женщин… не бывает, однако она стоит передо мной… АЛевушка в то же время какую-то ерунду болобочет насчет ваших талантовследовательских и шутки выдает дурацкие насчет женитьбы… Я ушам не верил,Господи, думаю, да неужели еще не все потеряно в жизни, неужели судьба мояможет так счастливо измениться? И всякие дурацкие юльки-юбки отойдут в прошлое?Я нарочно говорил тогда, что меня волнует ее отношение, что не хочу ее терять,я ведь хотел… хотел в вас ревность возбудить! Понятно?

Алена знала, что человек с вытаращенными глазами – зрелищене слишком-то эстетичное, поэтому сдерживала внешнее проявление своих эмоций,елико возможно. Другое дело, что удавалось это, похоже, плохо.

Неужели Алексей говорит правду? Значит, тот поцелуй что-тозначил для него? Неужели он… а она-то… Вот раззява! Проглядела вспышку чувств,словно невнимательный астроном, проглядевший вспышку на солнце! Все-такиразлука с Игорем произвела на нее жуткое воздействие, ожесточила, душу словнокамнем одела: сексуальное влечение к себе она распознает запросто и так жезапросто на него отвечает, а вот интерес более глубокий, более трогательный,сердечный интерес не замечает – не хочет замечать, что характерно!

Или дело не только и не столько в ее душевной черствости иожесточенности? Алексей ей нравится… точно, нравится… вот сейчас, когда онвдруг шагнул навстречу и схватил ее в объятия, ее тело привычно и радостноготово отозваться, но…

Но что-то мешает. Сдержанность? Стыдливость?

Ха-ха. Три ха-ха!

Мешает жалость. Та самая жалость, которую она ощущала кАлексею с первой же минуты, как узнала о его загадочных припадках. И, будемназывать вещи своими именами, к этой жалости в изрядной степени примешивается…брезгливость. Безумие вызывает в обычном, нормальном человеке такое жеотвращение, как дурная болезнь, как проказа. Оно не заразно, но мы страшимсяего, словно чумы!

– Нет, Алексей, нет, пожалуйста, – забормотала Аленабестолково, пытаясь отвести его руки, которые обнимали ее, обнимали жарко,жадно, уворачиваясь от его губ, закидываясь назад, чтобы отстраниться, иневольно подставляя шею под его поцелуи. – Да нет же, вы неправильно поняли,мы… мы не должны, мы не можем…