Высокий белый дом, пышные пальмы, огромные аркады, волны, бьющиеся о берег. Как будто ей опять семь лет, и мама держит ее за руку и ждет, когда он к ним выйдет.

Легкое прикосновение Дуарте вернуло молодую женщину к действительности.

— Элоиза! Вот он.

Двери со скрипом отворились. Но из них вышел не величественный король. Производимый электрическим инвалидным креслом шум возвестил о появлении Энрике. По бокам бежали две огромные собаки. Сидевший в кресле человек был худ, сед и слаб.

Дуарте не обманывал ее. Отец выглядел так, словно жить ему осталось очень недолго. Элоиза встала, но не протянула к нему руки. Объятие выглядело бы неестественно. Она сама не знала, что испытывает к нему. Энрике нуждался в ней, позвал ее. Но Элоиза не могла забыть долгие годы, когда она нуждалась в нем. Да, он связывался с ней через своего адвоката, но так редко, будто она занимала очень малое место в его мыслях. Элоиза вдруг вспомнила чужую, но такую милую семью Лэндисов, которые прилетели в элегантный техасский отель Джона. Та семейная встреча совсем не походила на эту.

— Здравствуйте, сэр. Извините, но я не вполне уверена, как должна вас называть.

Он слабо махнул рукой. На его лбу выступили капли пота.

— Называй меня Энрике. — Голос старого короля был по-прежнему властным. — Я недостоин звания ни короля, ни отца. А теперь сядь, пожалуйста. Я чувствую себя старым грубияном оттого, что не встаю в присутствии очаровательной дамы.

Она села, и Энрике, ловко маневрируя креслом, оказался напротив нее. Огромные собаки устроились по бокам. Он сложил на коленях руки с вздувшимися венами и молча изучал дочь.

Лицо Энрике Медины, несмотря на болезнь, оставалось лицом короля. Аристократический нос и точеный подбородок говорили о череде воинственных предков. И хотя плотный синий халат не был похож на королевскую мантию, его дорогая отделка, как и туфли ручной работы свидетельствовали о богатстве владельца.

Старый король указал на двери дома:

— Ты можешь идти, Дуарте. Я хочу сказать Элоизе кое-что наедине.

Дуарте кивнул и ушел, ступая тише, чем кто-либо из ее знакомых.

— Мне очень жаль, что вы больны, — проговорила она.

— Мне тоже.

Энрике замолчал, и Элоиза испугалась, не начинает ли его мозг сдавать, как и тело.

Она опять обратилась к Энрике:

— Вы хотели меня видеть? Вы послали Дуарте…

— Конечно, я его послал. Я еще не выжил из ума. — Король поправил полы халата. — Пожалуйста, прости меня за грубость. Просто я потрясен тем, насколько ты похожа на мою мать. Она тоже была очень красива.

— Спасибо. У вас есть ее фотографии?

— Они погибли, когда дворец сгорел дотла.

Элоиза заморгала. Такого ответа она не ждала.

Она прочла то немногое, что удалось найти о перевороте, который произошел в Сан-Ринальдо двадцать семь лет назад. Ее отец еле уцелел тогда, его жену убили, он вместе с сыновьями был вынужден скрываться.

Лишиться фотографий, конечно, не так ужасно, как потерять близкого человека, но утратить даже эти крохи утешения, памяти…

— Тогда мы сделаем так, чтобы моя фотография была у вас и напоминала вам о ней, — предложила Элоиза.

— Спасибо, но подозреваю, что скоро увижусь с ней. — Легкость, с которой Энрике говорил о смерди, потрясла ее. — И это возвращает меня к тому, зачем я тебя позвал, pequea princesa.

Маленькая принцесса? Она никогда не решалась так думать о себе. В душе ей было обидно, что Гарри часто называл принцессой свою родную дочь, а ее — никогда.

Энрике постарался дышать ровнее:

— Ты должна кое-что знать, а времени мало. Умру я сам или кто-то в конце концов до меня доберется, наш секрет все равно когда-нибудь откроется. Даже я не в силах до бесконечности сдерживать эту волну.

Элоиза забеспокоилась. Что, если враги короля найдут его? Найдут ее?

— Где же вы тогда скроетесь?

Если он будет еще жив.

— Я — король. — Энрике гордо вскинул голову. — Я не скрываюсь. Я остаюсь здесь ради тех, кого люблю.

— Я не уверена, что понимаю вас.

— Я заставил всех считать, что вместе с детьми живу в Аргентине. И их не ищут. Никто не убьет их, как убили мою Беатрис.

Беатрис. Его жена, которую застрелили во время мятежа.

— Это было ужасно для вас.

И для ее братьев.

— Плохо, что я встретил твою мать слишком быстро после гибели Беатрис. Я любил ее так сильно, как мог. Но она сказала мне, что, если мое сердце не может принадлежать ей целиком, она не хочет ничего.

Элоиза всегда считала, что ее мать держалась в стороне ради безопасности, а не под влиянием чувств. Она откинулась на спинку кресла и предоставила Энрике возможность говорить. Ему, по-видимому, требовалось снять груз с души.

— Мне очень жаль, что я не видел, как ты росла. Я ничем не смогу возместить тебе то, что меня не было рядом.

Искренность этого заявления значила для нее больше, чем горы золота. Она всю жизнь ждала, что Энрике признается в этом.

Конечно, его слова не перечеркивают прошлое, но это первый шаг к выздоровлению. Не в силах говорить, Элоиза положила руку на его вздувшиеся вены.

— Позже я хотел просить твою мать стать моей женой, — продолжал он.

— Почему?

— Я сумел справиться с горем и решил, что опять могу любить.

— Она не пожелала поселиться на острове?

— Она ничего не имела против. Но дело в том, что я опоздал. Она вышла замуж за Гарри. Я приехал на шесть месяцев позже, чем следовало. Не откладывай борьбу надолго, pequea princesa.

Увы, она уже упустила последний шанс.

На сей раз Джон ушел от нее. Элоизе хотелось кричать о своей боли, об обиде, хотя она знала, что сама виновата. Энрике не понимает. Да и как он может понять?

Элоиза попыталась было все объяснить Энрике, но его мудрый взгляд остановил ее. Этот человек знает, что значит бороться.

А в ее жилах течет его кровь.

Элоиза сжала подлокотники кресла. Больше она не будет прятаться в библиотеке. Она любит Джона Лэндиса и хочет прожить жизнь с ним, куда бы эта жизнь ни забросила их. Он обидел ее, он сейчас сердит, и она не может винить его. Но теперь она с этим справится. Сколько бы ни потребовалось времени.

Элоиза встала и приложила ладони к щекам Энрике:

— Вы скрытный человек, но, кажется, вы мне нравитесь.

Он засмеялся, потом кивнул.

Элоиза медленно отступила:

— Я должна ехать, но я вернусь. Мне надо прояснить кое-что с Джоном.