— Странная все-таки штука жизнь, — сказал Игорь Эдуардович, глядя на Эллу. — Маша почему-то наотрез отказалась знакомить меня с нашим общим сыном и даже говорить ему, кто его отец. Но всегда с пониманием относилась к Сереже. Старалась узнать о нем как можно больше, чтобы потом написать мне. Даже не знаю, что бы я делал, если бы не ее доброта.

— А Сергей знал, что у него есть брат?

— Разумеется. Даже знал, кто он. Но думаю, что Сережа лучше бы согласился умереть, чем общаться со Стасом.

— Со Стасом?

— Да. С моим сыном от Маши. Он на семь лет моложе Сережи, работает в каком-то банке. Замечательный мальчик, Маша присылала мне его фотографии.

— Станислав Игоревич Косимов? — срывающимся голосом спросила Элла.

— Да. — Игорь Эдуардович был искренне изумлен, впрочем, не больше, чем я. — Вы его знаете?

— Вы заблуждаетесь относительно Сергея, Игорь Эдуардович, — жестко сказала я. — У него вполне хватило родственных чувств, чтобы позаботиться о судьбе своего сводного брата. И благородства, чтобы сделать это, не раскрывая истинных причин, заставивших его расплатиться с долгами Стаса, когда тому угрожала смертельная опасность, а потом взять к себе на работу.

— Господи боже! — Игорь Эдуардович даже побледнел. — И это после всего… Он ведь должен был его ненавидеть… А он… фактически заменил ему отца… то есть меня…

— Теперь понятно, почему он при всей жесткости своего характера так заботился о Стасе. Трезво рассудив, что он ни в чем не виноват и что он все-таки брат, который так же, как и ваш старший сын, остался без отца, Сергей посчитал своей обязанностью помогать ему всем, чем мог. Даже свой банк он оформил на имя Станислава Косимова, словно чувствовал, что с ним может что-то случиться, а Стас по каким-то причинам не сумеет за себя постоять, и позаботиться о нем будет уже некому.

— Но почему Маша ничего мне не написала?

— Вполне вероятно, что она об этом ничего не знала. Думаю, Стас и теперь не догадывается, что Сергей его брат. Они познакомились якобы случайно. Случайно для Стаса, но не для Сергея. Долгое время общались просто как друзья. Потом Сергей его здорово выручил и взял к себе на работу. Мать могла знать, что Стас работает в банке, но совершенно не обязательно, что он называл ей имя его владельца.

— Стас был единственным человеком, с которым Сережа общался, — сказала Элла. — И я никогда не понимала, почему для него он делает исключение. Они проводили вместе очень много времени и на работе, и у нас дома.

— Боже мой! Неужели и теперь, после смерти Сергея, Маша не разрешит мне встретиться с сыном?!

— Извините, Игорь Эдуардович, полагаю, у нее есть все основания противиться этому.

— Да, вы правы, — глядя на меня с нескрываемой горечью, согласился Бессметнов-старший. — Конечно, вы правы. Из-за моего идиотского и непростительного поведения я лишился обоих сыновей. Первый выгнал меня сам. А претендовать на внимание и любовь второго после моего позорного бегства у меня просто нет никаких прав. По крайней мере… Элла, вы ведь не откажетесь мне показать, где… где Сергей теперь.

Элла молча кивнула.

— С другой стороны, — невольно проникаясь сожалением к его искреннему раскаянию и горю, сказала я, — Станислав Игоревич уже взрослый человек и имеет полное право решать самостоятельно, хочет он с вами встретиться или нет. Думаю, вам стоит поговорить с его матерью и попросить разрешения рассказать сыну о своем существовании.

— Конечно, я так и сделаю. Но что будет, если он откажется? Даже не представляю, как пережить это.

— Ваши опасения вполне понятны, но об этом надо было думать раньше. Меня волнует другое, — разумеется, я решила ни о чем не говорить Элле и Игорю Эдуардовичу, но у меня в голове до сих пор звучали слова Косимова: «…Вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..» — неизвестно, как Станислав отнесется к известию о том, что Сергей был его братом? Это может стать для него настоящей трагедией.

— Это правда, — согласилась Элеонора. — Стас очень болезненно переживал смерть Сережи. Он думал, что потерял компаньона и друга, а когда выяснится, что потерял единственного брата… У него мягкий и ранимый характер. А Сережу он очень ценил.

— Полагаю, вам лучше десять раз подумать, прежде чем решиться рассказать ему об истинном положении вещей. Хотя вполне возможно, со временем этот секрет все равно раскроется, и тогда будет только хуже.

— Да, есть над чем задуматься. — Игорь Эдуардович неожиданно твердо взглянул на меня. — Скажите, неужели милиция даже не предполагает, почему мог погибнуть Сергей? Только не говорите мне о возможности самоубийства — у него был слишком сильный характер.

— Почему же не предполагает, самая вероятная, по их мнению, версия: убийство с целью устранения компаньона. А главным подозреваемым, как вы понимаете, является Косимов Станислав Игоревич.

— Что?! Да вы с ума сошли! Бред какой-то!

— Я не утверждаю, что это действительно так. Однако у Стаса нет алиби на момент убийства, зато есть мотивы. Сергей был единственным человеком, мешавшим ему полностью завладеть банком.

— Вы хотите сказать, что один мой сын убил другого моего сына?

— Но ведь Стас не знал, что Сергей его брат.

— Что это меняет?! Мой сын — убийца?! Абсурд! Это просто невозможно!

— А что вы знаете о своем сыне, Игорь Эдуардович? Сколько ему было лет, когда вы видели его последний раз? Два года? Семь лет? Десять? Вы знаете, как он рос? Кем воспитывался? Когда папой Карло, а когда никем? В какой компании вращался? Почему Сергею пришлось выплачивать его долги?

— Довольно! Прекратите! Я все понял… Ему уже предъявлено обвинение?

— Насколько я знаю, пока нет.

— Это хорошо… Хорошо…

Игорь Эдуардович вскочил с дивана и загнанным зверем заметался по комнате. А я прикусила свой не в меру болтливый язык. Тоже мне, выискалась морализаторша! Интересно, кто мне дал право вести себя подобным образом с этим в принципе глубоко несчастным человеком? Как я могу его за что-то осуждать, даже если убийство действительно совершил Стас? Тем более что сам Стас был мне очень симпатичен, несмотря на свою нетрадиционную ориентацию. И, в отличие от Гурьева, я сильно сомневалась в его причастности к истории с антабусом.

— Я не могу оставить этого просто так. Не могу лишиться теперь единственного сына. Я должен сам во всем разобраться. Обязан ему помочь. И я обязательно придумаю, как это сделать. Надо только позвонить… Маше… Или сразу ему… Или… у меня ведь остались здесь знакомые…

— Игорь Эдуардович, пока вы не успокоитесь, вы никому не сможете помочь. Расследование только началось, толком еще ничего не известно.

— Когда оно закончится, будет поздно. Поверьте, дорогая моя, я знаю, как делаются эти дела. Мотив есть — прекрасно! Алиби нет — еще лучше! Улик не хватает — сфабрикуем! А там и оглянуться не успеешь, как сухари сушить поздно будет.