– А йоги бывают эмо? – отдышавшись, спросила Оля.

– А то! Что не йог – эмо. Хваткие ребята. У них в Индииэмо – завались. Только они шифруются. Такой законсервированный эмо‑подвид.Сейчас поясню. Вот, к примеру, я дам тебе жестяную банку консервов…

– Давай, а то жрать охота, – пробудилась отраздумий Алиска.

– Блин, я к примеру. Фигурально выражаясь! Ты женипочем не поймешь, что в ней внутрях.

– Я этикетку прочитаю, – медаль Алисе занаходчивость.

– А я ее, типа, уже содрал! – парировал Танго,забирая у Оли откушенную половину бутерброда с сыром.

– Тогда сложнее…

– Вот! – торжествующе завопил Танго, вырывая уАлисы остаток сыра и быстро запихивая его себе в пасть. – Так и йоги.Внутри эмо, а без этикетки хрен догадаешься. Шифруются. Сидит такой нирванистыйкекс на гвоздях, а внутри – просто эмоциональный пожар. Но виду не кажет,красавец такой. Зато, когда они начинают отплясывать – все сразу ясно – эмо.

Завиральская волна подхватила и понесла воодушевленногоТанго в сторону гибельного водоворота. Он округлил неморгающие глаза, загналброви вверх, весь его вид воплощал неимоверную правдивость. Сразу видно, врет иврать будет долго.

– Помнится, у меня была банка горбуши. Я про нее как‑тозабыла, а потом вспомнила, – воспоминания были явно не из приятных.

Алисия скорбно глянула на свои черные коротко остриженныеногти.

– И при чем тут йоги?

– Притом. С виду нормальные консервы, а как ножвоткнула, оттуда как рванет!

– Вот, – вкрадчиво пропел Танго, – снаружитишь да гладь, а внутри…

Все на минуту притихли, осознавая непознанные перспективыбытия.

– А чем мы им могли помешать? Я власти имею ввиду, – очнулась любознательная Ляля.

– Первое, – Танго откинул несуществующую челку изадрал вверх грязноватый указательный палец, – мы потенциальные рабы.

По‑честному, мы разом охренели от такогопредположения.

– Хватит ржать. Рабы и рабыньки. Раб – ценноеимущество, создающее материальные ценности. А эмо якобы склоняют неокрепшиеюные умы к суициду. То есть уничтожают ценное имущество государства.

– Фигня, – не выдержала я. – Просто у кого‑тоиз власть предержащих ребенок стал эмо. Прикинь, приходит он домой такой весьвластью пропитанный, а там такое! Маленькая непонятная дряннушка, которая безвсякого пиетета относится к папаше. Эмо не влом сказать отцу родному, что онадумает про тупого, спесивого дурака. Вот вам и результат.

– Власти – полный отстой! – поддержала меня Ляля.

– А что такое пиетет? – оживилась Оля.

– Фигня. Просто из нас сделают козлов отпущения. Мы вих понимании хуже панков.

– Панки – нормальные ребята! – отрапортовала Оля.

– Ну, тогда гопников.

– Гопники – говно. Как ни встречу, вечно то телефонотнимут, то деньги вытрясут. И вот ведь гады, меньше чем по трое не шатаются.

– Панки – мегакруто! – не успокаивалась Оля.

– Согласен. Но они не развращают молодежь своимиидеями. Они просто – против всего.

– Им нравится бесить зажратых!

– А панки…

– Достала!

– Нет, ну послушайте… И я ушла. А они остались.

Потом я узнала, что они сговорились отбуцкать Вайпера закроликов. Но он как всегда заболтал их напрочь. Потом они замирились и всейтолпой отправились на какую‑то доступную крышу пускать мыльные пузыри. Апоскольку два вожака в одной стае не уживаются, то мальчишки стали выделыватьсядруг перед другом. Слово за слово, развопились прямо на крыше, как макаки. Адевчонки визжали, выражая таким образом отношение к ситуации.

А потом за ними гонялся какой‑то добровольный патруль.Типа борцов против автомобильных пиротехников. А потом их занесло на староекладбище в центре города. Там они немного угомонились и решили передохнуть отподвигов. Но напоролись на придурков, которые валили памятники. И Ляля решилаустроить им бяку. Она замотала голову шарфом, оставив открытым только лицо, ипошла им навстречу. Глаза обведены черным, сама тощая как скелет, губы синие отхолода и плачет. Один спрашивает, мол, что ты тут, девочка, делаешь. А она: «Я,типа, тут живууу. Пошли вы все на…» Но они ни хрена не испугались. Даже когда Вайперподвывать начал для убедительности.

Тогда Алиска как завизжит на все кладбище. Вайпер говорит –сам чуть не обделался.

А потом они рванули от сторожей. Всем скопом, вместе с этимипридурками, которые памятники ломали. У придурков отступление организовано былозаранее. Их на машинах увезли. Напоследок дав Танго в табло. А Вайперу в глазприложили и уехали по своим придурошным кладбищенским делам.

Такая вот ботва нездоровая получилась.

Вайпер потом жутко гордился, что в такой переделке побывал.Через неделю всем трепался, что это была задуманная им акция противкладбищенских вандалов. Такой враль, офигеть! Они с Танго два сапога пара. Иоба – левые.

Изредка Кирилл просвещает меня в отношении своей надуманнойфилософии. В перерывах мы целуемся. Получается так: тупая лекция, за которойследует бонус в виде длительного нежного поцелуя. Меня устраивает такой подходк снаряду. Ему надо выговориться, а я тренируюсь. Потом пригодится.

– Будь сильной. Сила в спокойствии ума. Содержи свой умв чистоте. Не переживай по пустякам. Со всеми соглашайся. Даже когда несобираешься сделать то, что от тебя требуют.

– Я вчера пообещала маме помыть посуду и не помыла. Аотец орал и кокнул грязную тарелку и сказал, что теперь я буду есть изодноразовой посуды.

– Твой отец – эмо. А ты получила то, что хотела. Теперьтебе никогда не надо будет мыть посуду.

– Черт. Значит, это я должна орать и долбать тарелки?

Глаза Кирилла смотрят в пустоту, словно он незрячий:

– Когда соглашаешься с противником, то необходимослегка улыбаться. Это всех бесит, и они становятся очень эмо.

– Круто. Так и убить могут.