Тут Инга бросилась ему на грудь и расплакалась.

— Отлично, — пробормотал Стас. — Влюбленныеголубки снова вместе, и я могу идти и допивать свой коктейль.

Когда дверь за ним захлопнулось, Инга отстранилась от своегобудущего мужа и виновато забормотала:

— Мне нужно в душ. Извини, что разбудила…

У тебя такая сложная работа… Тебе нужно быть бодрым утром…

— Инга, перестань, — он поднял руки вверх, будтосдаваясь. — Хотя я и в самом деле должен немного поспать. А утром мы всеобсудим. И обязательно пойдем в милицию. Обязательно. Надо что-то решать с этимдушителем.

— Извини меня, — сказала Инга и потянулась к нему.

Он поцеловал ее в лоб и пошлепал в спальню.

— Носки сними! — крикнула она ему в спину, и ондосадливо пошевелил лопатками.

В ванной комнате Инга быстро стянула с себя одежду, включилаводу и взяла заколку с полки, чтобы подобрать волосы. Заколка выскользнула унее из пальцев и с приятным нежным звоном улетела неизвестно куда.

— О нет! — простонала Инга и, встав начетвереньки, заглянула под ванну. Да так и осталась стоять.

Нет, Нади там не было. Зато стояли три низких круглыхподсвечника с ароматическими свечами.

Она протянула руку и выгребла их оттуда. Свечи уже зажигали,и вокруг скрюченных фитильков темнели аккуратные лунки. Она машинально поднеслаодну свечу к лицу и понюхала. Ваниль. Любимый запах гадкой Нади.

Инга поднялась на ноги и поглядела на себя в зеркало. Где-тоона слышала, что ревность — это темная сторона любви. Ничего особенно темногоона в себе не заметила. И вообще. Чувство, которое ее охватило, большенапоминало оскорбленное достоинство, Григорьев обещал; на ней жениться, а сам…Это не по-джентльменски.

Неужели Надя действительно окопалась здесь?!

Нет, не может быть.

Инга заставила себя не суетиться, приняла душ и только послеэтого пришла в спальню. Григорьев лежал на боку. Значит, еще не уснул. Когда онзасыпал, то переворачивался на спину.

— Я нашла под ванной ароматические свечи.

Ее без пяти минут муж открыл глаза и моргнул.

И ошалело спросил:

— Чего?

— Ароматические свечи. На полу под ванной.

Их жгли. Это было романтическое свидание?

— Ну, ты даешь! — восхитился Григорьев и сел впостели. — Что это тебе такое пришло в голову?

Разве ты не знаешь, что у нас рядом идет строительство и безконца отключают свет? Вот я и купил несколько свечей на всякий случай. И дажеими пользовался.

— Но они ванильные.

— Мне нравится, что их продают в стаканчиках, —добродушно пояснил он. — В последний раз я пользовался ими, когда делалнаброски и отключили свет, а потом просто не придумал, куда их деть. Хотелпоставить в шкафчик с банными принадлежностями, но тут зазвонил телефон, и япросто задвинул их ногой под ванну. Перестань сходить с ума и ложись.

Он похлопал ладонью рядом с собой. На одеяле был самыйобычный пододеяльник — белый в розовый цветочек. Никакого черного шелка.

— Прости, — растрогалась Инга. — Сейчасприду, только стакан воды выпью;

Она отправилась на кухню, держа свечи в руках.

В этот момент какой-то странный звук вторгся в тишинуквартиры. Скрежещущий. Царапающий.

Непонятный. Инга замерла, словно суслик возле норки, ирасширила глаза. Звук доносился из коридора. Сначала она хотела было окликнутьГригорьева, но в последний момент раздумала, прокралась к входной двери изаглянула в глазок.

На лестничной площадке стоял Валерий Верлецкий, одетый вспортивный костюм и кроссовки. Физиономия у него была такая решительная иодновременно зверская, точно он дал себе слово кого-нибудь прикончить.

Инга открыла дверь и первым делом приложила палец к губам.

— Что? — шепотом спросила она, не приглашая еговойти.

— Вы ушли, — сказал Верлецкий тоже шепотом, неменяя выражения лица, — и тут только я понял, что вы пытались мневтолковать.

— Что? — снова повторила она;

— Вас душили! — Он приставил указательный Палец кее носу.

— Ну да.

— Покажите шею.

— Она на месте, — ответила Инга и поглубжезапахнула халат. — Чего ее показывать? Удушение провалилось. Кроме того,какое вам дело?

— Я врач, — с приглушенной гордостью заявилВерлецкий. — И должен был сразу вас осмотреть.

И уж потом реагировать.., на все остальное. Покажите шею,иначе я не уйду.

— А где Вероника? Съехала?

— Легла спать. Мы помирились.

Инга распахнула дверь и прошипела:

— Входите. Только не топайте, ради всего святого.

Верлецкий осторожно переступил порог. На врача он был похожменьше всего. Врачи, в представлении Инги, должны быть усталые, с печальнымиглазами, с интеллигентской сутулой спиной и, конечно, в очках, как АнтонПавлович Чехов. А у этого на морде было написано удовольствие от жизни инеистребимое здоровье. Впечатляющий разворот плеч и руки, как у каратиста. Онсхватил ее этими руками за плечи и велел:

— Показывайте.

Она взялась за воротник и слегка приспустила халат. Вся еегрудь в районе ключиц была исполосована кошачьими когтями. После душа царапинывздулись.

— Аладдин, скотина, — помрачнел Верлецкий. —Ну, я ему покажу лазить в шапки!

Потом он осторожно взял Ингу двумя руками за шею и началощупывать. Наклонился пониже, и тут в коридоре появился Григорьев в своихпотрясающих «семейных» трусах.

— А! — коротко и страшно крикнул он и побледнелтак, словно в него плеснули белилами.

Однако остался стоять на месте, хотя Инга была уверена, чтоБорис кинется на Верлецкого с кулаками. У нее уже был случай убедиться, чтоБорис совершенно не умеет справляться с ревностью. А может, он вовсе неревнует? Просто задето его чувство собственника? И именно оно заставляет егосражаться за свою женщину?

— Борис, успокойся! — взволновалась Инга,подтягивая халат к самому горлу. — Это просто врачебный осмотр.

Григорьев испепелил Верлецкого взглядом. Тот стоял спокойно,спрятав руки за спину, и одна бровь у него была выше другой. Тогда без пятиминут муж нечеловеческим усилием воли взял себя в руки и процедил сквозь зубы:

— А другого времени и места для осмотра не нашлось?

— Вы в курсе, что ее душили? — строго спросилВерлецкий. — Вы что же, полагаете, это шуточки?