И может быть, тогда перестану бояться.

И даже подумаю, что другие мужчины не обязательно будут такими, как Билли.

- Достанется, - согласился Томас. – Будет чудо, если не отстранят. Впрочем… я уволюсь, если что.

- И куда?

- Сюда. Пойду вот в егеря. Сама сказала, что они всегда нужны.

Дышать я научилась давно, даже когда страшно. Более того, если всецело сосредоточиться на дыхании, то страх отступал. Только вот раньше у меня не возникало желания расплакаться. И тем более, сделать это, уткнувшись носом в ненадежное мужское плечо.

- Я Оллгриму скажу. Он тебя научит.

- Вот видишь. Перспектива имеется… или к шерифу попрошусь.

Томас обнял меня осторожно.

- Надо немного подождать. На этот раз ему не позволят уйти. Видела Луку? Говорят, хватка у него драконья…

- На Лютого похож.

Следовало бы отстраниться, но я лишь плотнее прижалась к нему. Не хочу. Ни думать. Ни бояться. Ни решать что-либо. Хочу просто стоять.

Вечность.

Вечность закончилась, когда я судорожно вздохнула и сказала:

- Мне нужно собраться. Матушка принципиально не держит брюк в своем доме. Женских. И вообще… надеюсь, вы найдете вашего Чучельника раньше, чем мы убьем друг друга.

Томас кивнул.

И нехотя, как показалось, разжал руки. От него все еще пахло морем и камнями, и еще чем-то до боли родным, успокаивающим. Вот только не стоит слишком уж рассчитывать.

Они и вправду найдут Чучельника. В этом я не сомневалась.

А потом?

Уедут. И огромный Лука, в котором действительно виделось что-то драконье. И та холеная женщина, что пыталась притвориться своей. И Томас. Все вернется на круги своя. А я… я тоже вернусь. В старый дом к призракам прошлого.

Вещи я собирала быстро, стараясь не обращать внимания на розу, но взгляд то и дело останавливался. Откуда она взялась? Это не от школы. Там куст слабый и цветы на нем мелкие. Эта же была крупной. Темной. Почти черной. На тонком стебле, украшенном парой шипов.

К ней тянуло прикоснуться. Вдохнуть аромат… и все-таки? Откуда? Не из сада Эшби, поскольку этот сад мне знаком до последнего закоулка. Розы в нем не приживались, кроме тех, что когда-то росли у дома. Но они исчезли после смерти мистера Эшби. И я не спросила, куда подевались, поскольку хватало собственных забот.

А куда, если подумать, они подевались?

Ник приказал выкинуть? Сомнительно. Он, как все Эшби, весьма щепетилен в вопросах наследства, а розы – именно оно и есть. Помнится, мистер Эшби сам поливал куст.

И удобрял.

Обрезал слишком уж длинные плети. Укрывал на зиму и открывал весной. Однажды он подарил цветок мне и, клянусь, та роза была почти точной копией нынешней.

Я помотала головой.

Разберутся.

И с розами, и с остальным… желание заглянуть в подвал стало невыносимым. Какого, собственно, черта…

- Томас, я кое-что внизу возьму, - крикнула я.

Это мой дом.

И мой подвал.

Вот открыть его следовало бы раньше, проветрить хотя бы затем, чтобы не дышать этой сыростью. Я чихнула. Шмыгнула носом. И соскользнула вниз.

Здесь порядка было больше. Нет, подвал осматривали. И в шкаф заглянули. Гору вещей так и оставили перед ним.

Сумки не было.

И вот кто ее забрал? Сомневаюсь, что федералы.

Я подняла с пола книгу, если Томас спросит, что же понадобилось мне в подвале. Книга была старой и не единожды читанной. Но как предлог сошла бы. Вот только Томас не спросил. Он молча закинул сумку на плечо и сказал:

- Ты ничего не видела и не слышала.

А я кивнула.

Я и вправду ничего не видела. А что до слуха, то… мало ли голосов у ночной пустыни.

Лука в ярости был страшен.

Он не кричал. Он не грозился карами небесными и возможностями земными. Он просто стиснул кулаки, и как-то подумалось, что с него станется упокоить одним ударом быка. А люди, они куда более хрупкие. Даже безумцы.

Верхняя губа чуть приподнялась.

А губы побелели.

Глаза стали будто еще меньше. Мышцы шеи напряглись и вздулись на них темные ручьи кровеносных жил.

- Нет, - сказала Милдред, коснувшись его руки. – И не думай даже. Я не уеду.

- Я не думал.

- Врешь.

Он все-таки выдохнул и как-то обреченно, а потом сгреб Милдред и прижал к себе, будто не человек она, а плюшевый мишка.

- Бестолковая женщина.

- Будем честны, у нас ничего нет, - может, она и бестолковая, но дышать стало как-то легче, что ли. – Есть жертвы. Есть теория о том, как он их находит. Есть Николас Эшби и ни одной внятной улики, которая бы связывала его с жертвами. А те, что имеются, уж очень косвенные.

- Он хочет тебя убить.

- Это было сразу понятно, - не стоит стоять вот так, обнявшись, вцепившись друг в друга, посреди коридора. Кто-нибудь да увидит.

Уже увидел.

Слухи пойдут. А за слухами и докладные, ведь романы не то, чтобы не запрещены, но не одобряются, поскольку личные отношения весьма сказываются на работе. И Милдред сама знает, что сказываются, что вместо того, чтобы думать об этой самой работе, частью которой она стала, она просто успокаивается.

- Еще когда он мне… тот первый подарок сделал.

Лука дышит в макушку.

И дыхание его шевелит короткие волосы. Щекотно немного, особенно за левым ухом, но вместе с тем удивительно спокойно.

- Если я уеду, он спрячется. Заляжет на дно. И как знать, надолго ли? Год или два… десять… пятнадцать…

Лука словно из камня сделан. И в его объятьях надежно, словно в башне. Какой дурак сказал, что принцессам в башнях плохо? Напротив, там тихо и спокойно, и дракон охраняет.

Ее личный смотрел с упреком.

И от этого внезапно стало больно.

- Буря вытащила все это, - Милдред смотрела в глаза. Странно как. Она всегда избегала прямого взгляда, все казалось, что зацепит ненароком, повлияет… на Луку сложно повлиять.

- Пятнадцать лет никто и ничего не слышал, - если говорить, то в этом стоянии появляется смысл, кроме  собственно самого стояния. – И вот буря, кости… будет ли новая?

Вздох.

Лука ведь прекрасно все сам понимает. И Милдред решается. Она касается губами жесткой щеки. Осторожно, точно опасаясь оставить слишком уж заметный след. И тоже вздыхает.

- У нас нет выбора.

- У меня.