Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- У нас, - почему-то ей нравится думать о себе и о нем, как о чем-то целом, неделимом. – Я уеду. И кто останется? Та девочка? Думаешь, она – лучший вариант?
Думает.
Он достаточно стар и циничен, чтобы не волноваться за всех окрестных девочек. И случись что с Уной, Лука, конечно, несколько огорчится, но… это другое.
- Прекрати, ты вовсе не такая дубина, какой пытаешься казаться. Да и… знаешь, я попросила старые материалы. Я помню все, до единой буквы. Так мне казалось, но ощущения такие… неправильные. Надо будет найти тихое место…
- Эшби.
- Что?
- Он сам предложил, - Лука не спешил отпускать ее. И отстраняться тоже. И смотрел все еще с упреком, но мешать не станет.
Наверное, в этом его глобальное отличие от всех прочих мужчин, с которыми Милдред сталкивалась. Он не надеется изменить ее.
Не спешит запрещать.
Руководить.
Требовать.
Не пытается сделать ту идеальную женщину, которая самому же станет скучна. Правда, как долго это продлится, Милдред не знала. Но пока… почему бы и нет? Ей нужен будет кто-то, кто присмотрит за ней. Милдред не настолько самонадеянна, чтобы думать, будто справится сама.
- Если сам, тогда хорошо… и я хочу еще раз осмотреть дом.
И сад.
И людей, чьи снимки остались в старом альбоме.
Лука наблюдал за тем, как из комнаты выносят цветы. Много. Красные, мать его, розы, которые заботливо поставили в воду. Ублюдок хотел напугать?
Сделать приятное?
Или дразнил?
Милдред? Самого ли Луку, в очередной раз выставляя его идиотом? И в том была своя правда. Он шумно вздохнул.
Отправить бы ее.
На Аляску, на край мира, за край гребаного мира, но подальше отсюда. Вот только характер у нее не тот, чтобы молча подчиниться. Уехать-то уедет, а потом вернется тишком, чтобы влететь в какое-нибудь дерьмо. А во-вторых, права она.
Ублюдок осторожен.
И допросы в Тампеске ничего не дали. Ни в билетных кассах, ни среди посредников. Лука и не надеялся, но все же…
Личности четырех девушек удалось установить, в том числе и той, которую выставили в кафе. Но скольких еще найдут? А скольких не найдут?
Об этом Лука старался не думать.
Они не имеют права рисковать.
Они…
- Позволите? – откуда в коридоре появился Николас Эшби, Лука так и не понял, как не понял, почему появление это никого не удивило.
Будто так и надо.
Будто…
Эшби вытащил розу на длинном стебле.
Поднес к носу.
Вдохнул аромат. И вернул цветок на место.
- Знаете, - сказал он, вытерев пальцы о штанину. – Я всегда их ненавидел. Мне казалось, что отец любит розы куда сильнее, чем меня. Впрочем, так оно и было.
- Ваши?
- Нет. Мои… погибли. Существует легенда, что пока живы розы, живо и наше проклятье. Я, признаться, понадеялся на лучшее, но выходит, они уцелели. Однако здесь не лучшее место для беседы. Слишком… людно.
И вправду людно.
Парни в форме, правда, Эшби будто и не замечают. Может, и вправду не замечают? Иначе выдворили бы. Но кроме них и Джонни, который обнюхивал номер, пытаясь уловить хоть какой-то след, была и хозяйка мотеля, что притаилась под лестницей и сидела тихо-тихо. Небось, сенсацию спугнуть не желала.
Был чумазый парнишка, подвизавшийся за всю прислугу.
Был старый алкоголик, заглядывавший к хозяйке в гости, но отнюдь не казавшийся теперь ни старым, ни алкоголиком. Был сам Эшби, такой отстраненно-спокойный, что хотелось свернуть ему челюсть.
- Вы правы, - Милдред протянула руку, и ее приняли.
Поднесли к губам.
Поцеловали.
- Вы, если не ошибаюсь, приглашали нас…
- Приглашение в силе. Единственно… я не могу обещать, что в моем доме безопасно.
- Вряд ли намного небезопасней, нежели здесь, - такая Милдред Луке не нравилась категорически. Слишком… холодная.
Равнодушная.
Красивая, да. И опять же слишком. Чужая.
- Не уверен, но… да, лучше там. В моем доме я хотя бы попытаюсь вас защитить, - правда, прозвучало это не слишком уверенно.
Особняк не изменился с прошлого раза.
Та же аллея. Клены. Зелень развороченного газона. Ветер с моря и запах этого самого моря, холодный, льдистый. Старый дом, что замер в ожидании. И его хозяин.
Николас Эшби стоял, заложив руки за спину.
Смотрел.
Молчал.
- Эти цветы особенные… не только Гордон Эшби обладал силой, которая приумножилась, когда он прошел обряд айоха и выжил. Редко кому из белых людей такое удавалось. Возможно, что он вообще был единственным. Среди магов точно…
Ветер шевелил ветки и деревья покачивались.
Ветер пробирался сквозь одежду, опаляя кожу холодом. И Лука не мог отделаться от ощущения, что место это само по себе неправильное.
- Его сила значительно возросла. И приумножилась в детях. И в тех, которых родила ему женщина айоха, и в той, чьей матерью стала Патриция. Это она заговорила аллею. Она заставило море и пустыню отступить и уступить кусок земли. Она создала и сад, и прочее… когда-то здесь были голые камни. И она посадила треклятые розы. Там, - он указал на дом, рядом с которым розовых кустов не наблюдалось. – Специфика этого места в том, что все, что здесь растет, существует не столько естественным образом, сколько благодаря источнику, который использовала Патриция. Он питает деревья. Траву. Кусты. И розы, да…
- Что с ними не так?
- Все не так. Если верить местным, то Патриция прокляла кровь айоха. Или наоборот, айоха прокляла кровь Патриции… на деле все сложнее. У Говарда было трое сыновей. И дочь. Розалия…
Розалия.
Роза.
Слишком уж совпадение, чтобы поверить.
- Сомневаюсь, что Патриция была рада присутствию бастардов мужа в доме, как и его любовницы, но выбора у нее не было. Время было такое, что женщинам приходилось мириться со многим, а мой предок при всей его… необычности отличался довольно прогрессивными взглядами. Он позволил жене заниматься тем, что ей было интересно. Магией.
Дверь открылась и на пороге возникла женщина в темно-лиловом платье. Она была так страшна, что и Лука отступил.
- Одаренные женщины всегда ценились, но лишь за то, что могли передать силу детям. Никто и никогда не позволял женщинам работать с этой силой. Кроме Говарда Эшби. И Патриция, сама того не желая, стала частью этого места.